Флоренция. Вид с холма

Пятивековая песнь фонтана сопровождала рассказ маркизы про архитектурный замысел палаццо, про успехи семьи Гонди, про удачные приобретения предметов искусства, а я слушала и ловила себя на мысли, что меня что-то смущает. Наконец я поняла, в чём дело. Этим «что-то» оказался цвет окружающего каменного пространства. Был он серый, с неприятным холодным оттенком. Столетиями люди жили в этой суровой серости, которая безусловно способствовала развитию у флорентийцев не лучших их качеств, таких как агрессия и неудовлетворённость. Думаю, они стали естественным протестом против бездушного серого цвета повседневности.

А с другой стороны, куда было деваться? Ведь именно такой строительный материал имелся в наличии в огромных количествах. Стоил он относительно недорого, что импонировало флорентийской экономности. Этот серый камень был мягок и шёл только на внутренние потребности дворцов и домов. Внешняя отделка требовала большей твердости и надёжности и обходилась значительно дороже, однако цвет её тоже был не особенно жизнерадостным. В нём серость разбавлялась желтизной, отчего появлялась некая грязноватость, а узость улиц, обусловливающая солнечную недостаточность, усугубляла эффект всеобщей городской мрачности. Отчего же при взгляде с холма Флоренция кажется сказочно золотистой? Маркиза Гонди ответила на мой вопрос. Оказалось, что всё дело в крышах зданий, покрытых черепицей, сделанной в деревушке Импрунета. При обжиге местная глина приобретает неповторимую серовато-коричневато-красновато-розоватую окраску, которая под солнечными лучами превращается в золото флорентийской пробы.

Крыши Флоренции, покрытые знаменитой черепицей из деревушки Импрунета

Поднявшись на последний, четвёртый, этаж, маркиза провела меня по комнатам, обставленным антикварной мебелью. Помещения выглядели уютными и демонстрировали отменный вкус хозяйки и её дедушки – известного флорентийского антиквара, от которого эта обстановка и досталась внучке в наследство. Вот только низкие потолки несколько портили впечатление. Однако этому нашлось объяснение. Дело в том, что в былые времена на четвёртом этаже обитал обслуживающий персонал и высота комнат проживающих не волновала, потому что чем ниже, тем лучше: тепло дольше сохранялось. Интересно, а реагировала ли прислуга на сумасшедшие виды с террас последнего этажа, где развешивалось бельё для сушки?

Теперешние владельцы палаццо Гонди пересмотрели традиционный уклад дворцовой жизни. Слуги ликвидированы как класс, их заменили приходящие помощники по хозяйственной части. Служебный жилой фонд перешёл в хозяйское распоряжение, а «благородный» второй этаж, где размещались господские покои, смотревшие глаза в глаза соседним зданиям, ныне пустует. Оставаясь в городе, супруги Гонди ночуют в пентхаусе, но делают это редко, предпочитая экологически чистый воздух ближайшего своего поместья. Когда-то на его территории был женский монастырь, и не простой, а закрытого типа, что-то вроде тюрьмы. В него помещались девушки, от которых по тем или иным причинам отказывались семьи. Несчастные создания отбывали здесь пожизненное заключение. Именно в этот монастырь великий учёный Галилео Галилей пристроил своих дочерей. Моральный облик знаменитого астронома не вызывает у меня восхищения. Вне брака он произвёл на свет троих детей, мать которых он не то бросил, не то она сама ушла в мир иной, а двух девочек за ненадобностью сдал суровым монахиням и уже больше никогда их не видел. Старшая из дочерей, несмотря ни на что, обожала отца и каждый день писала ему по трогательному письму. Он же, занятый доказательством вращения Земли вокруг Солнца, ни разу на них не ответил.

Эту душераздирающую историю я услышала от маркизы, сидя на террасе, где теперь удобная уличная мебель заменила бельевые верёвки. Развешенное исподнее больше не отвлекает внимания от созерцания городских красот, а выпитый здесь бокал шампанского усиливает ощущение прекрасного.

Отдав должное одной живой картинке Флоренции, мы перебрались на другую террасу, с другим фантастическим видом, где меня ждал другой блок информации. Заговорили о банковском деле, позволившем семье Гонди примкнуть к флорентийской элите, и синьора Виттория упомянула о нескольких выражениях в итальянском языке, имеющих отношение к финансам (с маркизой мы общались по-французски). Например, в XIV веке ростовщик или банкир ставил перед домом скамейку (итал. banca), покрывал её зелёным сукном, на которое выкладывал деньги. Всё происходило публично: нуждающиеся в валюте граждане прямо на улице оформляли долговые обязательства. Если владелец скамейки лишался флоринов, то про него говорили: «Остался с зеленью», – то есть ничего, кроме зелёного сукна, у бедолаги больше не было.