Флот судного дня

А следом за Ка из синевы выплывает морское чудище, словно бы имеющее гребень, длинный кольчатый хвост и несколько голов с фиолетовыми зевами. То ли морской змей, то ли молодой, еще не округлившийся Левиафан. Но нет, это всего лишь многочисленные и разнообразные морские существа, планктон и нектон, кишечнополостные, моллюски, асцидии, мшанки, черви, личинки, мальки и так далее. Ка прекрасно чувствует эту гущу – она как будто продолжает его тело, потому что подвластна его воле. Его мысль падает в нее, летит по ней, оснастившись серебристыми крылышками и, постепенно замирая, производит ее изменение и движение.

Сейчас корабль проплывает через это скопление живых существ. Они не воспринимаются корабельными гидролокаторами и подводными беспилотниками сопровождения как опасность, потому что отражают акустические волны, как самые обычные порождения природы.

Мириады крохотных телец налипают на борт корабля, особенно на корме, на его руль и винт, погибая во множестве, но оставляя слизь даже на лопастях.

Пока ничего особенного как будто не происходит. И ничего особенного не будет происходить долгое время. Как будто.

Только через несколько лет по бортам огромного корабля расплывутся бурые кляксы, словно язвами покроются лопасти винтов.

Еще прилично погодя заморщинится недавно такая гладкая легированная сталь, и вдруг «распустится» огромными цветами. Системы контроля зафиксируют поступление в отсек забортной воды. Ничего не понимающий капитан даст команду задраить водонепроницаемые двери, клинкеты, горловины и ввести в работу водоотливные средства. Но тут начнет поступать вода в другой отсек. Борта корабля будут выглядеть – при осмотре с помощью подводных дронов – словно пораженная плесенью картофелина. Винт лишится лопастей, и гребной вал лишь зря будет расходовать мощность двигателя.

Забавно, но корабль, огромный и твердый как гора, станет едой для склизких тошнотворно мягких существ.

Эти «пожиратели железа» своими крохотными едкими телами будут вызывать быстротечную питтинговую и межкристаллитную коррозию металла. Чтобы дело спорилось, в каждой едкой крошке имеется органелла, занимающаяся сверлением корпуса корабля маленькой дрелью со сверлом из ионов-активаторов. Она является усовершенствованным потомком стрекательной нити медуз и подпитывается за счет взрывного окисления металла.

Ка научил этих существ быть такими, когда они оказались в сопровождавшем его шлейфе среброкрылых бабочек. Ощущая искорки накопленной ими энергии и паутинки электромагнитных взаимодействий, улавливая мелкие вибрации химических и вандерваальсовых связей.

Обучая живую слизь, Ка нередко скатывался на ту границу, где вещи теряют реальность и множественность, а пространство создается ручейками организующего времени, которые просачивается сквозь мембрану вакуума. За ней Бездна, наполненная бушующей хрональной энергией. В ее сердцевине живет Оно, которое порождает нас всех, а потом принимает обратно, сглаживая те небольшие различия, которые мы приобрели в процессе недолгого индивидуального существования…

Однако и Ка, кажется, иссяк, такая усталость пропитала его насквозь, проникла в каждую клетку…

К нему подплыла Бланш, потом вторая белуха, третья, четвертая, целая стая, закружились хороводом.

Они приглашали его, и Ка, ухватив за плавники сразу двоих, давай рассекать так, что бедный тюлень Леопольд едва поспевал за ними.

Вдруг белух рядом не стало, зато все больше рыбешки. Вскоре ее так много, что рябит в глазах. Ка догадался, что его тащит траловая сеть. Финал близок – неумолимая сила затаскивает его через кормовой слип рыболовецкого судна. Затем он куда-то падает, приходится бороться, отчаянно работая руками и толкаясь ногами, чтобы его не погребло под толщей рыбы.

И вот он лежит на груде улова, заполнившего рыбозагрузочный бункер, этакий русал. Хорошо, хоть плавки не потерял. С флагштока к нему склоняется российский флаг. Слышатся слова на родном языке.

– И что за зверя выловили?

– Кажется, моргает. А упитанный-то какой.

Это было последнее, что он услышал.

Ка хотел, выхаркнув влагу из глотки, объяснить, что он не упитанный, а адаптировавшийся; без слоя жира в холодных водах не выжить. Но не получилось. Он отключился, когда попытался произнести свое имя: «Кха-а-а».

А когда очнулся, уже в тепле, под одеялом, на койке, то попросил кусок сала и стакан водки. В счет следующей получки. Его спросили, как его зовут, он ответил: «Ка». И все присутствующие, заржав, нарочито начали переспрашивать: «Как, как? Ка-ка или просто кака?» И какой-то мужик, показывая пальцем на его татуировку с якорем, сказал: «Ну, надо ж так упиться, морячок». А парень в очках, судовой радист, сказал, что у древних египтян словом «Ка» обозначался двойник человека, сохраняющий его жизненную силу.