– Почту за честь, – еще раз обозначил поклон Макаров, – но в ближайшее время ничего обещать не могу – чрезвычайно много дел по службе. До встречи вечером, Анатолий Михайлович, – поклонился адмирал еще раз, теперь уже самому генералу.
– До встречи, – ответил поклоном на поклон Стессель.
«Вот и верь после этого классикам», – подумал Степан, глядя на удаляющуюся супружескую чету.
Ведь сам Степанов в «Порт-Артуре» писал про Стессельшу что-то типа: «Моложавая, хоть и слегка полноватая, но весьма миловидная женщина…»
Агаж! «Слегка полноватая» – с виду центнер, не меньше. «Весьма миловидная» – натурально мужское лицо – генералу бы такое пошло. Походка и вообще движения… Слова «грация», «изящество» и «женственность» могут быть применимы только в качестве антонимов. Но характер генеральши Александр Николаевич описал архиверно – железная хватка и мужа своего держит… Ох как держит! У Степана не было «иллюзиков» (так говорил зам по тылу в его родной Фрунзенке), что на Стесселя именно в храме снизошло с небес откровение. Не нужно было долго думать, кто явился «перстом указующим», заставившим генерала столь резко изменить свое решение. Совершенно понятно, что именно Вера Алексеевна быстро сообразила, с какой стороны масло на бутерброде, и оперативно использовала все свое влияние на супруга, чтобы указать ему нужное направление дальнейших действий.
Так что не стоит пренебрегать ее приглашением «на чаек» – пренепременно нужно заглянуть и пообщаться. Заручиться такой поддержкой в «домашнем штабе» Стесселя немаловажно. Это, возможно, не менее значимо, чем взаимопонимание с Кондратенко и Белым. Во всяком случае, в стратегическом плане.
Размышления об этой женщине заставили Макарова-Маркова вспомнить и о своей собственной жене. Не о своей реальной, оставленной навсегда в начале двадцать первого века Тамаре, а о «местной», о Капитолине Николаевне. Ведь если удастся выжить в этой войне, то дальше придется сосуществовать именно с ней.
При «вселении» в тело Макарова личность знаменитого адмирала «стерлась», но память сохранилась полностью, как и память собственная, и первое время Степан даже опасался, что может превратиться в «доктора Джекила – мистера Хайда»… Обошлось. Почему не случилось раздвоения, пусть разбираются специалисты-психологи, хотя Марков всегда относился к таковым приблизительно так же, как к астрологам и прочим хиромантам. Ну, то есть наличие такой науки, как психология, признавал, но ни одного ее представителя, способного сделать что-то более полезное, чем любой умный человек, не встречал никогда. Так – трындеж на общие темы, идиотские анкеты с вопросами типа «перестали ли вы пить коньяк по утрам?», констатация очевидного с умным видом и прогнозирование на уровне «может, дождик, может, снег, может, будет, может, нет…».
Так вот: сосуществовать со своей благоверной не хотелось категорически – это «оригинал», настоящий Степан Осипович, самозабвенно любил свою «половину», отдавал практически все жалованье на ее прихоти, закрывал глаза на ее ветреность и даже небезосновательные подозрения в неверности.
А по поводу отношения Капитолины Николаевны к деньгам достаточно показательна телеграмма, которую отправил Макаров жене из Харбина по дороге в Порт-Артур: