Фокус

Возможна еще тысяча всяких вещей, но так или иначе факт остается фактом: у меня желание затащить Йори в койку сразу же, как только она переступает порог квартиры. Причем снимать с нее верхнюю одежду там же, одновременно целуя и пробуя на вкус губы, которые не большие и не пухлые, и не соблазнительной формы, а просто обычные губы обычной женщины. Но они — ее. И я не вижу их за маской.

Где, бля, взялась на мою голову эта ветрянка?

И чем больше выдумщица просачивается в мое холостяцкое жилище, тем сильнее моя потребность ею обладать. Как будто все инстинкты говорят, что пора слать на хер приличия, лабуду о первых свиданиях, периоде «примерки» и так далее, а просто дотронуться друг до друга: кожа к коже. И это вообще самое нормальное, что только может с нами быть.

Останавливает две вещи: наши попытки прикрыть срам фиговым листком — это я про медицинские маски. И откровенная враждебность Совы, которая, ожидаемо, не встретила Йори с распростертыми объятиями. Как и любую женщину, которая подходит ко мне на расстояние рукопожатия.

Хотя нет, это три вещи — есть еще кофейный столик, на который я прямо сейчас уверенно ставлю ногу и переступаю, как Гулливер через лилипутские горы.

Секунда — и я беру выдумщицу за шею. Не знаю почему, но мне хочется притронуться именно здесь: к тонкой белой коже, под которой натянуты мышцы и бешено скачет артерия. Она такая изящная, что я запросто обхватываю ее двумя ладонями, большими пальцами приподнимая подбородок на расстояние взгляда в упор. Малышка в очках: простые прямоугольники в толстой синей оправе, за которыми на моих глазах происходит невероятная химическая реакция: зрачок расплывается и «проглатывает» зелень взгляда, оставляя мне два темных магнита, к которым я тянусь, словно ненормальный.

— Это хорошо, что у меня невыносимо красивая рожа, — повторяю ее слова теперь абсолютно без смеха. Мне ни фига не смешно, я сейчас просто озверею от желания прикусить ее за что-нибудь, зажать зубами островок кожи и провести по нему языком.

— Лицо… — выдыхает Эльфенка. — Прости, пожалуйста.

Эта женщина слишком часто извиняется за какую-то ерунду.

— Если бы не эти дурацкие маски, маленькая, я бы засунул язык тебе в рот и попробовал, какая ты на вкус.

Она закрывает глаза, сглатывает — и я чувствую пальцами нервное дыхание, от которого вибрации идут до самой мошонки.

— Я вообще не шутил, когда сказал, что собираюсь…

Йори становится на цыпочки, цепляется пальцами мне в плечи, и я подрагиваю от того, как приятно царапаются ее коротко стриженные ногти. И дело вообще не в ветрянке.

Между нами почти не остается свободного пространства.

Между нами не остается даже сомнения.

Только одно на двоих остановленное время, когда Йори осторожно трется щекой о мою щеку.

Нет, дело точно не в отсутствии нормального секса.

Дело в ней.

— Еще пару раз так сделаешь, и я кончу, — усмехаюсь в ответ на ее кошачьи повадки, но тут же осознаю, что в моих руках уже не податливая малышка, а напряженный комок нервов.

Она смотрит куда-то мне за спину.

Пытается отойти — и Соня налетает на Йори, словно безумный тасманский дьявол из мультфильма «Луни Тьюнс».

Первую секунду я вообще не понимаю, что происходит, потому что впервые вижу свою Сову в таком приступе неудержимого гнева. Как будто она — злой дух, а Йори — проводящий обряд очищения экзорцист. Хорошо, что с кулаками не набросилась!

Но факт остается фактом: моя дочь настырно влезает между нами и в ее маленьких ручках откуда-то берется такая сила, что Соня запросто расталкивает меня и Йори в разные стороны, карабкается мне на руки и крепко обхватывает за шею. Чувствую, как Сова дрожит, и в памяти невольно всплывает день, когда безголовая сука-няня оставила ее без присмотра, и моя малышка свалилась с подоконника. Всю следующую неделю она провела вот так: вися на мне испуганной обезьянкой. И даже загипсованной рукой держалась намертво.

— Уходи! — мне в шею кричит Соня и трется мокрыми щеками.

Йори часто моргает, отходит на несколько шагов, но «тормозит» спиной о стену.

— Наверное… — бормочет выдумщица.

— Нет, — перебиваю ее. — Никаких «наверное».

— Вам нужно поговорить, — виновато улыбается она и все-таки идет к двери.

Упрямая женщина: даже когда я вполне доходчиво и однозначно озвучиваю свое решение, она предпочитает делать вид что ничего не слышит и все равно делает по-своему.

Честно говоря, я не в том моральном и физическом состоянии, чтобы играть в «кошки-мышки», и последнее, что мне сейчас нужно: с испуганным ребенком на руках гоняться за несносной ослицей. Поэтому я покрепче прижимаю Сову и в спину уходящей Йори четко, с паузами между словами, говорю:

— Если ты сейчас уйдешь, я буду считать, что ты слабачка, и точно не та женщина, которой нужен я, и которая нужна мне. Потому что моя женщина никогда не сбежит с поля боя и не втянет голову в плечи, спасовав перед испуганной четырехлетней девочкой.

Йори останавливается. Вздох выдают поднявшиеся и опавшие плечи.

— Я буду очень благодарен, если ты сделаешь нам чай, — предлагаю я.

В одном она точно права: нам с Соней нужно побыть наедине и поговорить.