— Конечно, ты ее напугала, как напугала бы любая другая женщина, которая претендует на часть моего внимания. Но никакую другую женщину я в гости не затягивал. Только тебя. — Он немного щурится, и мне хочется подбежать и растирать складку между его бровями до тех пор, пока мой Фенек снова не превратится в веселого молодого мужчину. А ведь он предупреждал, что у него невыносимо сложный характер. — Ты тоже не хочешь связываться с мужчиной, обремененным прицепом?
На этот раз неприкрытая злая насмешка, и я непроизвольно сжимаю кулаки от негодования.
— Значит вот как ты обо мне думаешь? — в ответ парирую я.
Писательский мозг живо накладывает на наш словесный поединок звуковые эффекты: лязг срощенных клинков, шипение искр, вспышки молний над головами. Тьфу ты! Самой смешно.
— Ты определись, женщина: смеешься ты или злишься, — подначивает Андрей.
Я, спохватившись, натягиваю обратно маску, и мы идем друг к другу, чтобы мягко столкнуться в центре кухни. Беремся за руки, скрещиваем пальцы, толкаемся лбами.
Почему-то в голову лезет странное не литературное выражение: мне — тихо.
— Я не каждый день превращаюсь в Бабу-Ягу, — улыбаюсь в ответ на поцелуй сквозь повязку, который Андрей оставляет на кончике моего носа.
— В Бармалейку, — посмеивается он. — Спасибо за подарки, моя выдумщица. Совы охуенные. И, маленькая. — Андрей отодвигается, поправляет очки у меня на переносице и спрашивает: — Тебе ведь не нужно отпрашиваться у мамы с папой, чтобы остаться на ночь?
На ночь?
Я слишком выразительно сглатываю, потому что мой несносный Пустынный лис снова заливисто хохочет.
— Хочешь, чтобы я осталась на ночь?
Глупо переспрашивать, когда его предложение и так однозначное и понятное. Просто тяну время, чтобы попытаться представить возможные варианты развития событий. Мы поужинаем, посмотрим вместе фильм, потом он уложит Соню спать, пожелает сладких снов мне — и?..
— По-моему, ты слишком много думаешь о всякой ерунде, — говорит Андрей, отступая.
Это хорошо, что теперь между нами хотя бы полметра свободного пространства, и я могу нормально дышать. И дело совсем не в том, что ветрянка с большой долей вероятности уже сидит во мне и готовится к атаке. Просто я слишком буйно реагирую на этого мужчину, и это, очевидно, заметно даже слепому. А я слишком хорошо помню, как он любит повторять фразочки из своей любимой песни, которую называет «своим холостяцким гимном». Мужчины не любят женщин, которые показывают свою симпатию слишком явно. Мужчины любят быть охотниками, а я, кажется, та самая нерадивая газель, которая вместо того, чтобы бежать, идет прямо на стрелу.
«Ты навязываешься…»
Проклятое прошлое любит появляться не вовремя, как далекие родственники, которых не очень-то помнишь по именам.
— Ляжешь спать у меня, кровать я перестелил, белье свежее. А я на диване.
— Я и на диване могу.
— Знаю, что можешь, но будешь в кровати. — Он приспускает маску, берет из вазочки большое зеленое яблоко, откусывает и невпопад смеется, когда капля сока стекает по подбородку. — Будешь спать там, где я дрочил, думая о тебе. Утром поделишься впечатлениями.
Если бы эти вещи говорил какой-то другой мужчина, на которого бы я реагировала спокойнее, меня бы уже и след простыл. Но у меня точно «химия» и я чувствую, как волоски на руках становятся дыбом от откровенного признания, и хочется только одного: закрыть глаза и просить еще, и еще, и еще.
— Не кусай губы, выдумщица. — Андрей кивает на вазу с фруктами. — Укуси лучше яблоко, они сладкие. — Взгляд, который медленно скользит по мне от колен до шеи, заставляют вытянуться в струнку. — Раз другие сладости для меня пока под запретом…
— Ты злой и невыносимый мужчина, — выношу свой вердикт и, чтобы хоть немного снизить градус своего тела, расстегиваю и снимаю кофту, под которой у меня тонкий свитер. В ответ на смешок закатываю глаза и развожу руки, чтобы был виден принт: на голубом фоне — Пчелка Майя из мультфильма с ромашкой и ведерком меда. — Что? Да, это не секси-вещь, но я всегда беру с собой то, в чем мне уютно и спокойно, особенно, когда долго не буду дома. Творческий человек…
— … странное и необъяснимое существо, — за меня заканчивает Фенек, потому что эта фраза — мой личный паразит, и чего уж, я люблю оправдывать ею все свои завихрения и бзики. — Ты мое полосатое насекомое. И жужжишь прикольно!
Вместо ответа беру со стола чайную ложку и угрожающе заношу ее для удара.
— Спокойно, женщина, — Андрей выставляет ладони вперед, — я помню, что в гневе ты и мамонта ложкой нокаутируешь, но, прости уж, я правда сражен наповал твоим… полосатым задком.
— Ты договоришься, что я усажу его на что-то мягкое и буду смотреть, как Андрей Клейман поражает девушку своими кулинарными талантами.
— Я бы с радостью, честно, но тогда ты не сможешь это есть, потому что я — ходячая зараза.
— Ты такой самокритичный. — Щурюсь и медленно иду на него, выставив кончик ложки как опасное оружие.
— Я о ветрянке, если что.
— А я как раз совсем не о ней.