Так что приходится мысленно перекреститься и использовать Сонин гель для душа и ее же шампунь. А когда приходит очередь надевать футболку, становится ясно, почему Андрей просил ее не трогать: поперек груди большими красными буквами написано — «Тот еще самец».
Такую пошлятину наверняка подарили коллеги, потому что нормальный мужчина в здравом уме и крепкой памяти даже не протянет к этому руки.
Из ванной выхожу вся в фруктовом облаке, сама себе напоминая ассорти из фруктовых леденцов.
В квартире тихо и только из-за двери детской раздается негромкий голос. Крадусь на цыпочках, как воришка, прикладываю ухо: мой невозможный мужчина читает сказку. Ту самую, о Храбром Совенке, мою.
Осторожно иду на кухню, где меня ждет чашка с чаем и ломтиком лимона, и записка: «Не жди меня, ложись в постель, иначе я просто не смогу оставить тебя там одну. Возьми телефон».
Даже когда этот мужчина пишет обычные вещи, они все равно звучат во мне каким-то гимном сексуальному желанию. И он очень прав не только в отношение себя: вряд ли во мне еще остались силы держать дистанцию, если он еще хоть раз покажется передо мной со своими татуировками, колючками, хитрой улыбкой и моей любимой родинкой над бровью.
Так что, как послушная девочка, иду в комнату, прикрываю дверь и, не включая свет, забираюсь под одеяло. Это кровать определенно слишком большая, чтобы лежать в ней одной.
Минут двадцать честно пытаюсь уснуть: закрываю глаза, перекалываю подушки так, как люблю, даже укладываюсь вверх ногами, но ничего не получается. Глаза успели привыкнуть к темноте — и теперь я хорошо вижу все, что напоминает об Андрее: и вещи на письменном столе, и какие-то забавные фигурки на полке, и простой темно-синий квадрат парфюма. Потихоньку беру его и воровато делаю несколько «пшиков» на подушку. Возможно, это поможет, хоть я понятия не имею, как пахнет этот мужчина. Но… моему носу определенно приятен тягучий и по-восточному пряный запах кардамона и ветивера. И благородные смоляные аккорды кедра.
Закрываю глаза и, зарывшись лицом в подушку, плашмя падаю на кровать. Андрей прав, я — извращенка.
Мой телефон оживает через пять минут. Андрей не звонит и не присылает голосовое сообщение, он пишет, и это так… странно. Мы в одной квартире, разделенные одной единственной дверью, но мы снова пишем друг другу. Это необычно, но так знакомо, что я мгновенно расслабляюсь, поддаюсь приятному тягучему наслаждению тех дней, когда мы писали друг другу очень взрослые признания и делились бессрочными обещаниями о поцелуях и ласках.
АНДРЕЙ:Скажи, что ты лежишь в моей кровати абсолютно голая, маленькая.
ЙОРИ:Я лежу в ней в твоей белой футболке и жду осамцовливания
АНДРЕЙ:А я предупреждал, непослушная женщина! Надеюсь, до утра у тебя не отрастет член, но на всякий случай скажу, что трогать мои бритвенные принадлежности стоит лишь в том случае, если ты умеешь оперативно регенерировать оторванные конечности))
ЙОРИ:Кто знает, какими качествами наделит меня эта термоядерная вещица
ЙОРИ:Спасибо, что пригласил в гости. Мне было очень хорошо сегодня
АНДРЕЙ:А мы с Совой вкусно на халяву поели))
ЙОРИ:Какой же ты все-таки вредный!
АНДРЕЙ:Поверь, я еще крайне прилично и сдержанно себя веду, учитывая то, что в моей постели лежит женщина, от вида которой у меня мгновенно встает член и сжимаются яйца, и с которой мне хочется воплотить все ее и мои сексуальные фантазии, а я даже пальцем не могу до нее дотронуться.
Я перекатываюсь на живот, сжимаю коленями край одеяла, но это не помогает: ткань кажется слишком грубой, царапает чувствительную кожу внутренней части бедер. Раньше я мечтала о том, чтобы расстояние между нами исчезло. Теперь, когда между нами всего несколько метров, я чувствую себя птицей в клетке, и это намного тяжелее.
ЙОРИ:Ты правда так на меня реагируешь?
АНДРЕЙ:Ты правда до сих пор мне не веришь?
Пока я пытаюсь придумать достойное оправдание своему глупому вопросу, Андрей опережает меня присланной фотографией: в темноте комнаты есть только рассеянный косой луч света из окна, в котором хорошо виден черный кожаный диван, черная простыня на нем и мой мужчина голый до пояса. Точнее, чуть ниже пояса, потому что домашние штаны приспущены и в свободной руке Андрей сжимает у основания стоящий член.
АНДРЕЙ:Достаточное доказательство?
Я слышу реальные хлопки сгорающих предохранителей и прощальный визг отвалившей на всей скорости стыдливости. Не знаю, что именно задевает во мне этот мужчина, но дело совершенно точно не в «жанре» этих фотографий. Дело в нем самом. В том, то меня манит его открытость и пошлость, его отсутствие тормозов, его честность, когда говорит о том, чего хочется и что чувствует.
Меня завораживает абсолютно все.
И внезапно доходит: ну и что, что дверь? Я ведь могу просто… посмотреть на него? На живого, из плоти и крови, на возбужденного, напряженного от желания.
Мои мысли кружатся на сумасшедшей карусели и спрыгивают в безвестность, когда пишу ему:
ЙОРИ:Можно я посмотрю на тебя?
АНДРЕЙ:Думал, ты никогда этого не скажешь
Глава тридцать четвертая: Йори