Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

— Не волнуйтесь, миссис Беттертон. Никто не собирается вас лечить. Вы просто пройдете тесты, и доктор определит, какой у вас темперамент.

Доктор Рюбек был высоким меланхоличным швейцарцем лет сорока.

Поздоровавшись с Хилари, он взглянул на карточку, переданную доктором Шварц, и одобрительно кивнул.

— Приятно видеть, что со здоровьем у вас все в порядке, — заявил он. — Насколько я понимаю, вы недавно угодили в авиакатастрофу?

— Да. Я пробыла несколько дней в больнице в Касабланке.

— Нескольких дней мало, — укоризненно заметил доктор Рюбек. — Вам надо было остаться там подольше.

— Я не хотела. Мне нужно было ехать дальше.

— Понимаю, но при сотрясении мозга необходим полный покой. Вы можете казаться абсолютно здоровой и при этом испытывать последствия болезни. У вас и рефлексы не совсем в порядке, отчасти, конечно, из-за путешествия и связанного с ним возбуждения, а отчасти, несомненно, из-за сотрясения. У вас бывают головные боли?

— Бывают, и очень сильные. И еще я то и дело все путаю и забываю.

Хилари не ленилась всякий раз подчеркнуть последнее обстоятельство.

— Да-да, — успокаивающе закивал доктор Рюбек, — это естественно. Не волнуйтесь, все скоро пройдет. А теперь займемся ассоциативными тестами для определения вашего психического типа.

Хилари слегка понервничала, но все обошлось благополучно. Тесты были самые обычные. Доктор Рюбек вписал полученные данные в длинный бланк.

— Какое наслаждение, — сказал он наконец, — иметь дело с человеком (надеюсь, вы извините меня, мадам, и поймете меня правильно), который никоим образом не относится к гениям!

— Да, я далеко не гений, — рассмеялась Хилари.

— Вам повезло, — серьезно ответил доктор Рюбек. — Уверяю вас, вам будет куда спокойнее жить. — Он вздохнул. — Здесь, как вы догадываетесь, я имею дело в основном с людьми сильного интеллекта, но в то же время сверхчувствительными, которых легко вывести из равновесия, тем более что они постоянно испытывают эмоциональный стресс. Ученый, мадам, это не холодный невозмутимый человек, каким его изображают в книгах. Честно говоря, — добавил он глубокомысленно, — по части эмоциональной неуравновешенности физик-ядерщик мало чем отличается от первоклассного теннисиста и оперной примадонны.

— Пожалуй, вы правы, — сказала Хилари, вспомнив, что она, согласно легенде, долго жила среди ученых. — Они иногда бывают довольно темпераментны.

Доктор Рюбек выразительно всплеснул руками.

— Вы представить себе не можете, — воскликнул он, — какие здесь разыгрываются страсти! Ссоры, ревность, обиды! Нам приходится принимать меры, чтобы избежать всего этого. Но вы, мадам, — улыбнулся он, — вы относитесь к меньшинству, я бы сказал, к счастливому меньшинству.

— Я не совсем понимаю… К какому меньшинству?

— К женам, — ответствовал доктор Рюбек. — У нас здесь не так уж много жен. Далеко не всем разрешают брать их с собой. В целом они составляют приятный контраст со своими мужьями и их коллегами. Мозговые атаки — это не для них.

— А чем тут занимаются жены? — полюбопытствовала Хилари и извиняющимся тоном добавила: — Видите ли, для меня здесь все в новинку. Я пока ничего не понимаю.

— Ничего удивительного, странно было бы, если бы вы во всем сразу разобрались. У жен есть хобби, развлечения, учебные занятия, в общем, широкое поле деятельности. Надеюсь, наша жизнь вам понравится.

— Так же, как вам?

Это был довольно смелый вопрос, и Хилари секунду-другую не была уверена, стоило ли его задавать. Но доктора Рюбека он только позабавил.

— Вы совершенно правы, мадам, — сказал он. — Здешняя жизнь кажется мне спокойной и в высшей степени интересной.

— Вы никогда не жалеете о Швейцарии?

— Тоски по родине у меня нет. Отчасти петому, что там я жил в плохих условиях. У меня были жена и дети, а я, мадам, не создан для семейной жизни. Здесь условия куда лучше. У меня есть полная возможность изучать интересующие меня формы мышления, о которых я пишу книгу. У меня нет домашних забот, ничто меня не отрывает и не отвлекает от работы. Меня это вполне устраивает.

— И куда мне теперь? — спросила Хилари, когда доктор, встав, церемонно пожал ей руку.

— Мадемуазель Ларош отведет вас в отдел одежды. Результат, уверен, будет замечательным. — Он галантно поклонился.

После сурового робота в регистратуре внешность мадемуазель Ларош оказалась для Хилари приятным сюрпризом. Мадемуазель Ларош раньше была vendeuse[180] в одном из парижских домов haute couture[181] держалась чарующе-женственно.

— Счастлива познакомиться с вами, мадам. Надеюсь, что сумею вам помочь. Поскольку вы только что приехали и, без сомнения, устали, я бы предложила вам выбрать только самое необходимое. Завтра и на следующей неделе вы сможете на досуге подобрать себе все остальное. Я всегда считала, что выбирать вещи наспех очень утомительно. Это убивает всю прелесть la toilette[182], так что, с вашего разрешения, я бы посоветовала пока ограничиться бельем, вечерним платьем и, возможно, tailleur[183].