Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

В комнате у окна стоял вполоборота очень красивый мужчина Хилари невольно изумила эта его красота. Томаса Беттертона она представляла себе совсем другим, да и на свои фотографии он совершенно не был похож…

Это изумление все и решило. Хилари пошла ва-банк.

Она сделала шаг вперед, отпрянула и голосом, в котором смешались испуг и разочарование, воскликнула:

— Но… это же не Том… Это не мой муж…

Сыграно было хорошо, она и сама это почувствовала.

Главное — не переиграть. С немым вопросом она уставилась на Ван Хейдема.

И тут раздался смех. Том Беттертон рассмеялся тихим, радостным, почти торжествующим смехом.

— Отличная работа, Ван Хейдем! — бросил он. — Уж если меня не узнала собственная жена…

В несколько шагов он пересек комнату, и Хилари оказалась у него в объятиях.

— Олив, милая, это я. Я, пусть даже и с новым лицом.

Его губы коснулись ее уха, и Хилари уловила едва слышный шепот:

— Бога ради, подыгрывайте. Мы в опасности.

На мгновение он ослабил объятия, потом вновь привлек ее к себе.

— Милая, как же долго это тянулось! Наконец-то ты здесь!

Его пальцы впились в спину Хилари, словно предостерегая ее, стараясь сообщить что-то важное.

Через несколько мгновений Беттертон слегка отодвинул ее и взглянул ей в глаза.

— Я все никак не могу в это поверить, — сказал он со смехом. — Но теперь-то ты меня узнала?

В глазах его по-прежнему читалось предостережение.

Хилари не понимала и при всем желании не могла понять, в чем дело, однако грешно было бы не воспользоваться такой удачей, и она пустилась во все тяжкие.

— Том, — воскликнула Хилари, отметив про себя, что прозвучало это убедительно. — Том… Но что же…

— Пластическая операция! Здесь их делает сам знаменитый Герц из Вены. Только не говори, что ты жалеешь о моем прежнем перебитом носе.

Он вновь поцеловал ее, уже без всяких тайных знаков, и с извиняющимся смешком повернулся к наблюдавшему за ними Ван Хейдему.

— Будьте снисходительны к нашим чувствам, Ван Хейдем.

— Ну разумеется, о чем речь, — благосклонно улыбнулся голландец.

— Прошло столько времени, — сказала Хилари, — и я… — она слегка пошатнулась, — мне… можно, я сяду?

Беттертон торопливо усадил ее в кресло.

— Конечно, милая. Ты совсем без сил после этого ужасного путешествия. Да еще катастрофа… Какое счастье, что ты цела и невредима!

(Значит, у них была связь. Они знали об авиакатастрофе.)

— Цела-то цела, только с головой после этого не все в порядке, — виновато рассмеялась Хилари. — Я все забываю, все путаю, и у меня страшные мигрени. Да еще ты, сам на себя не похожий! Я немного не в себе, милый. Надеюсь, я не стану тебе обузой в таком виде.

— Ты — обузой? Никогда. Тебе просто нужно немного поберечь себя, только и всего. Чего-чего, а времени у нас здесь достаточно.

Ван Хейдем бесшумно направился к выходу.

— Я вас оставляю, — сказал он. — Будьте добры, чуть погодя отведите вашу супругу в регистратуру, Беттертон Я с вами прощаюсь. Вам нужно побыть вдвоем.

И он удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

Беттертон тут же опустился на колени рядом с сидящей Хилари и зарылся лицом в ее плечо.

— Милая, милая, — повторял он, но она вновь почувствовала предупреждающий нажим пальцев и услышала настойчивый шепот: — Продолжайте в том же духе. Здесь может быть микрофон… чем черт не шутит.

Вот именно, чем черт не шутит… В воздухе витали страх, беспокойство, неуверенность и опасность.

Беттертон присел на корточки.

— Как чудесно видеть тебя, — нежно сказал он. — Но знаешь, в этом есть что-то нереальное, словно это сон. Тебе не кажется?

— Кажется. Это и в самом деле сон — быть здесь, с тобой… После стольких месяцев…

Положив руки на плечи Беттертону, Хилари улыбалась. (Кто его знает, может, у них, кроме микрофонов, есть и потайные глазки.)

С холодным спокойствием она оценивала сидевшего перед ней человека. Красивый мужчина лет тридцати с небольшим, до смерти напуганный, почти на пределе душевных сил — неужели он прибыл сюда, исполненный надежд? Что же довело его до такого состояния?

Теперь, преодолев первое препятствие, Хилари чувствовала от этой игры странное воодушевление. Она должна быть Олив Беттертон, вести себя так, как вела бы Олив, испытывать те же чувства. Все вокруг было настолько нереально, что такое поведение казалось совершенно естественным. Некая женщина по имени Хилари Крейвен погибла в авиакатастрофе. С этой минуты она даже не вспомнит о ней.

Хилари постаралась освежить в памяти уроки, которые так усердно учила.

— Мы не виделись целую вечность, — подумала она вслух. — Мушка — ты помнишь Мушку? — она принесла котят, как раз после твоего отъезда. Столько всяких домашних мелочей, о которых ты даже не подозреваешь — вот что во всем этом самое странное.

— Я знаю. Чтобы начать новую жизнь, надо порвать со старой.

— И тебе здесь хорошо? Ты счастлив?

Вопрос, который жена не может не задать.

— Все великолепно. — Том Беттертон расправил плечи и вскинул голову. На победно улыбающемся лице странно смотрелись жалкие, испуганные глаза. — Неограниченные возможности, любые расходы, замечательные условия для работы. А организовано все просто потрясающе!