Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

— Я и не говорю, что послезавтра мы стройными рядами отсюда уйдем. Все надо обдумать и тщательно спланировать. Видите ли, Олив, людям удается бежать из-под стражи и при самых неблагоприятных условиях. Сейчас у нас, да и у вас тоже, опубликовано много мемуаров о побегах из немецких тюрем.

— Ну, там все было по-другому.

— Почему же? Раз есть вход, должен быть и выход. Конечно, подземный ход тут не пророешь, так что большинство известных способов нам не подходит. Но выход, как я уже сказал, все равно должен быть. Немного изобретательности, отвлекающих маневров, актерских способностей, обмана и подкупа — и дело в шляпе, надо только все как следует обдумать. Одним словом, я здесь не останусь, можете мне поверить.

— Верю, — сказала Хилари и добавила: — А как же я?

— Ну, у вас положение несколько другое.

В его голосе звучала неловкость. Хилари не сразу поняла, что он имел в виду, но потом сообразила, что у нее, на взгляд всех окружающих, совсем другое положение, она воссоединилась с любимым человеком, от которого ей вовсе незачем бежать. У нее возникло искушение поведать Питерсу правду, но осторожность взяла верх.

Она попрощалась и спустилась вниз.

Глава 16

1

— Добрый вечер, миссис Беттертон.

— Добрый вечер, мисс Дженнсон.

Тощая очкастая девица была радостно возбуждена. Глаза ее светились за толстыми линзами.

— Сегодня будет собрание, — сообщила она. — Сам директор обратится к сотрудникам!

Эти слова она произнесла почти шепотом.

— Вот отлично, — сказал случившийся поблизости Энди Питерс. — Давно я хотел поглядеть на этого директора.

Мисс Дженнсон возмущенно посмотрела на него.

— Наш директор, — изрекла она строго, — замечательный человек.

Провожая взглядом ее фигурку в привычном белом коридоре, Питерс присвистнул.

— Мне почудилось, или я слышал что-то вроде «хайль Гитлер»?

— Именно так это и прозвучало.

— Беда в том, что в нашей жизни никогда не знаешь, куда попадешь. Если бы я, мечтавший, как мальчишка, о всемирном братстве людей, знал, уезжая из Штатов, что попаду в когти очередного проходимца, рожденного быть диктатором… — Он воздел руки к небу.

— Положим, наверняка вы этого не знаете и сейчас, — поправила его Хилари.

— Это носится в воздухе, — парировал Питерс.

— Господи, — воскликнула Хилари, — как я рада, что здесь оказались вы! — И тут же зарделась под его вопросительным взглядом.

— Вы такой симпатичный и простой, — попыталась она исправить свою оплошность.

Питерса это явно позабавило.

— В наших краях, — заявил он, — в похвалу «простым» не называют. У нас простой — это так себе, серый.

— Вы же понимаете, я не это имела в виду. Я хотела сказать, что вы такой же, как все. Боже мой, что я несу! Я не хотела вас обидеть.

— Одним словом, вы соскучились по нормальным людям? Сыты по горло гениями?

— Да. И потом, вы изменились со времени приезда сюда. В вас стало меньше горечи… меньше ненависти.

Лицо Питерса омрачилось.

— Вот тут вы ошибаетесь, — бросил он, — Ненависть никуда не делась. Поверьте, в этой жизни есть многое, что надо уметь ненавидеть.

2

Обещанное мисс Дженнсон собрание состоялось после ужина. Все научные сотрудники Учреждения собрались в лектории.

Среди слушателей не было только обслуживающего персонала: лаборантов, кордебалета, прислуги и группы девиц легкого поведения, обеспечивавших женское тепло сотрудникам, приехавшим без жен и не нашедших себе подруг среди коллег женского пола.

Сидя рядом с Беттертоном, Хилари с напряженным любопытством ждала появления на трибуне почти легендарного директора. Беттертон в ответ на ее настойчивые расспросы о личности человека, контролирующего Учреждение, отвечал уклончиво и маловразумительно.

— С виду он ничего особенного из себя не представляет, — заявил он, — но у него потрясающая аура[206]. Я его и видел-то раза два, он редко показывается на людях. Он человек незаурядный, это чувствуется, однако, по правде сказать, объяснить секрет его воздействия я не могу.

Под влиянием благоговейных речей мисс Дженнсон и некоторых других дам у Хилари создался туманный образ таинственного директора — высокого человека с золотистой бородой, в белых одеждах — живого воплощения некоей божественной абстракции.

Каково же было ее изумление, когда все дружно встали с мест, а на трибуну неспешно поднялся смуглый и довольно плотный пожилой мужчина. Внешность у него была самая что ни на есть заурядная, вроде какого-нибудь бизнесмена из Центральной Англии. Национальность его определить было трудно: он обращался к аудитории попеременно на трех языках, причем не повторяясь. По-французски, по-английски и по-немецки он говорил одинаково свободно.

— Прежде всего позвольте мне, — начал он, — приветствовать наших новых коллег.

Для каждого из вновь прибывших у него нашлось несколько теплых слов.

После этого директор перешел к целям и чаяниям Учреждения.

Впоследствии, пытаясь вспомнить его слова, Хилари обнаружила, что не в состоянии воспроизвести их сколько-нибудь подробно: может быть, потому, что они на поверку оказались банальными и избитыми. Все дело в том, как эти слова были сказаны.