Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

Слуга провел Хилари по красному ковру через небольшую прихожую и отдернул занавеси. Хилари очутилась в почти восточном интерьере. Там были низкие диванчики, кофейные столики, прекрасные ковры по стенам. На одном из диванов сидел человек, при виде которого Хилари долго не могла прийти в себя от изумления. Это был улыбающийся мосье Аристид — маленький, желтолицый, морщинистый, как во время их последней встречи.

Глава 18

— Asseyez-vous, chere Madame, — пригласил мосье Аристид, взмахнув своей похожей на птичью лапу ручкой.

Как во сне, Хилари подошла и села на стоявший напротив диван. Мосье Аристид тихонько рассмеялся.

— Вы удивлены, — сказал он. — Вы ожидали чего-то другого?

— Да… — ответила Хилари. — Мне не приходило в голову… Я представить себе не могла…

Но постепенно она освоилась.

С появлением господина Аристида таинственный мир грез и сновидений, в котором она жила последние несколько недель, разлетелся вдребезги. Теперь она знала, почему Учреждение казалось ей столь нереальным — да просто потому, что оно таким и было. Оно всегда было не тем, за что себя выдавало. Нереален был и герр Директор со своим завораживающим голосом — это была подставная фигура, призванная скрывать истинного властелина, а истинный властелин находился здесь, в этой потайной восточной комнате. Маленький старичок, который сидит и тихо посмеивается. Когда в центре событий оказался мосье Аристид, все сразу обрело смысл — жесткий, прагматический, обыденный смысл.

— Теперь мне все ясно, — сказала Хилари. — Значит, все это принадлежит вам?

— Да, мадам.

— А директор? Так называемый директор?

— О, он специалист своего дела, — одобрительно покачал головой мосье Аристид. — Я плачу ему хорошие деньги. Он раньше был медиумом[214], проводил спиритические сеансы[215].

Некоторое время Аристид молча курил. Хилари тоже молчала.

— Рядом с вами стоит рахат-лукум, мадам. И другие восточные сласти, если вы их предпочитаете. — Вновь наступило молчание. Затем он продолжал: — Я, сударыня, филантроп. Как вы знаете, я богат, на сегодня — один из самых богатых людей в мире, если не самый богатый. Обладая таким состоянием, я чувствую себя обязанным служить человечеству. Я создал здесь, в этом уединенном месте, лепрозорий и исследовательский центр по лечению проказы. Некоторые формы проказы излечимы, другие до сих пор излечить не удается. Тем не менее мы постоянно работаем над этим и добились неплохих результатов. Проказа на самом деле не так уж легко передается. Она куда менее заразна, чем оспа, тиф, чума и прочие инфекционные заболевания, но стоит произнести слово «лепрозорий», как все содрогаются и начинают обходить его стороной. Это страх, уходящий в глубь веков, который можно встретить еще в Библии и который сохранился с тех времен в первозданном виде. Страх перед прокаженными и помог мне оборудовать это место.

— Так вы для этого устроили здесь лепрозорий?

— Да. Еще у нас есть Онкологический центр, ведутся исследования туберкулеза. Изучаем мы и всякого рода вирусы — bien entendu, только в лечебных целях, о биологической войне речь не идет. Все гуманно, все полезно, все в высшей степени подчеркивает мои заслуги. Время от времени, как сегодня, сюда приезжают познакомиться с нашими достижениями известные физики, врачи и химики. Здание специально построено так, чтобы часть его была изолирована и невидима даже с воздуха. Самые секретные лаборатории вырублены в скале. В любом случае, я вне подозрений. Я ведь очень богат, — добавил он с усмешкой.

— Но почему? — спросила Хилари. — Откуда такая страсть к разрушению?

— У меня, сударыня, нет никакой страсти к разрушению. Вы ко мне несправедливы.

— Но раз так… тогда я просто ничего не понимаю.

— Я — деловой человек, — терпеливо объяснил мосье Аристид. — Кроме того, я коллекционер. Это единственное, что остается, когда богатство становится в тягость. Я многое коллекционировал в своей жизни. Картины… мое собрание одно из лучших в Европе… керамику. Я филателист, и моя коллекция марок знаменита во всем мире. Когда коллекция становится по-настоящему представительной, приходится переходить к чему-то другому. Я старик, сударыня, так что я перебрал почти все. В конце концов я решил коллекционировать умы.

— Умы? — переспросила Хилари.

— Да, — кивнул мосье Аристид, — интереснее этого ничего нет. Понемногу, сударыня, я собираю здесь лучшие умы со всего мира. Я беру сюда молодежь, многообещающую, добившуюся успеха молодежь. Когда-нибудь усталые народы проснутся и поймут, что их ученые стары и замшелы, а молодые умы — врачи, химики, физики — находятся здесь, у меня, и если им нужен ученый или специалист по пластической хирургии, они должны перекупить его у меня!

— Вы хотите сказать… — Хилари невольно подалась вперед, не спуская с него глаз. — Вы хотите сказать, что все это просто-напросто гигантская финансовая операция?

— Ну да, — кивнул мосье Аристид. — В противном случае это было бы бессмысленно.

Хилари тяжело вздохнула.

— Да. Так я и думала.