Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

— Вы оптимист, друг мой, — пожал плечами Леблан. На мгновение он обернулся к одному из безупречно одетых круглолицых молодых людей, составлявших часть entourage[224], затем вновь обратился к Джессопу, подозрительно спросив: — Чему это вы улыбаетесь?

— Достижениям науки — точнее говоря, последней модификации счетчика Гейгера.

— Нельзя ли пояснее? Я не ученый.

— Я тоже, но этот сверхчувствительный детектор радиоактивности говорит мне, что наши друзья здесь. Это здание специально построено для запутывания людей. Все коридоры и комнаты настолько похожи друг на друга, что трудно понять, где находишься и какова планировка здания. Часть его нам не показали.

— А вы считаете, что эта часть существует, основываясь на радиоактивности?

— Вот именно.

— Что, мадам опять разбросала вокруг бусины?

— Да. Мы снова играем в мальчика с пальчик, только здесь знаки не могут быть столь явными, как бусины из ожерелья или фосфоресцирующий след руки. Здешние знаки увидеть нельзя, зато их можно уловить при помощи радиоактивного датчика.

— Mon Dieu[225], Джессоп, да разве этого достаточно?

— Должно хватить. Как бы только… — Он осекся.

— Вы хотите сказать, что нам могут не захотеть поверить? — закончил за него фразу Леблан. — Они с самого начала не хотели в этом участвовать. Даже ваш британский консул держится очень осторожно. Ваше правительство многим обязано Аристиду. А уж что касается нашего… — Он пожал плечами. — Убедить господина министра будет весьма и весьма сложно.

— Не будем уповать на правительства, — решительно сказал Джессоп, — У правительств и дипломатов руки связаны, но и обойтись без них мы не могли, поскольку они единственные представляют власть. Что же касается доверия к нам, я уповаю совсем на других.

— На кого же, если не секрет?

Серьезное лицо Джессопа вдруг расплылось в улыбке.

— Для этого есть пресса, — заявил он. — У журналистов нюх на новости, и они не захотят, чтобы дело замяли. Они готовы поверить всему, что имеет хотя бы видимость правдоподобия. Еще одна моя надежда — вот этот пожилой глухой джентльмен.

— Я знаю, кого вы имеете в виду. Того старичка, который, судя по виду, одной ногой уже в могиле.

— Да, он глух, немощен и полуслеп, но он хочет знать правду. Он бывший член Верховного суда, и при всех физических недостатках ум у него по-прежнему остер. У него есть выработанное годами юридической практики чутье, и он понимает, что здесь что-то нечисто и кто-то пытается помешать вывести преступника на чистую воду. Он привык внимательно относиться к доказательствам.

Все вновь собрались в гостиной. Были поданы чай и аперитивы. Министр округлыми фразами поблагодарил мосье Аристида. Внес свою лепту и американский посол, после чего министр, оглядевшись по сторонам, несколько напряженно произнес:

— Ну что же, господа, я думаю, настало время распрощаться с нашим гостеприимным хозяином. Мы увидели все, что можно было здесь увидеть, — сделал он упор на последних словах, — и все здесь просто великолепно. Первоклассное лечебное учреждение! Мы благодарны нашему дорогому хозяину за гостеприимство и поздравляем его с достигнутыми успехами. Нам остается только попрощаться и отбыть восвояси. Не так ли, господа?

Говорил он вполне традиционно, в приличествующей случаю манере. Взгляд, которым он обвел гостей, тоже мог быть лишь данью уважения. На самом деле в его словах звучала мольба. На самом деле министр умолял: «Господа, вы же видите, здесь ничего нет. Ничего из того, что вы подозревали и чего боялись. У нас свалился камень с души, и мы можем со спокойной совестью отбыть».

Но тут в тишине раздался спокойный, почтительный, благовоспитанный, чисто английский голос мистера Джессопа. Он обратился к министру на беглом французском, но с явными британскими нотками.

— С вашего разрешения, сэр, — сказал он, — если мне будет позволено, я хотел бы попросить нашего любезного хозяина об одном одолжении.

— Конечно, конечно. Разумеется, мистер… э-э… мистер Джессоп, да, слушаем вас.

Джессоп обратился к Ван Хейдему, намеренно не глядя на мосье Аристида.

— Мы видели столько ваших сотрудников, что голова идет кругом, — начал он. — Но здесь работает один мой старый друг, с которым мне хотелось бы переброситься словечком. Можно это устроить до нашего отъезда?

— Ваш друг? — удивленно-вежливо переспросил Ван Хейдем.

— Да, на самом деле даже двое друзей, — продолжал Джессоп. — Тут живет одна дама, миссис Беттертон, Олив Беттертон. Насколько я понимаю, здесь работает ее муж, Том Беттертон. Он раньше работал в Харуэлле, а до того — в Штатах. Я бы очень хотел поговорить перед отъездом с ними обоими.

Ван Хейдем безупречно выдержал удар. От удивления он широко раскрыл глаза и озадаченно наморщил лоб.

— Беттертон… миссис Беттертон… увы, боюсь, что таких здесь нет.

— Здесь еще работает американец, — сказал Джессоп, — некий Эндрю Питерс. Если не ошибаюсь, он химик. Вы его, кажется, знаете, Ваше Превосходительство? — почтительно обратился он к американскому послу.