Фокусник из трущоб (СИ)

  Фома сидел на бордюре возле проезжей части, повернувшись лицом к дороге, чтобы «картинка чаще менялась», и время от времени отхлебывал из узкого горлышка. Поначалу разбитую губу опекало, а потом Фома просто перестал это замечать. Он пьянел, глядя на машины и людей, а случайные прохожие смотрели на него, рекламные вывески переливались разными цветами радуги. Никто никого не трогал, не делал замечаний. В этот момент Фома ощутил себя абсолютно пустым местом, быдлом, на которого не стоило даже внимания обращать. Там, на ринге, с него глаз не сводили, а здесь, на улице, относились так, словно к бродячему псу. Так и хотелось запустить бутылкой в одну из припарковавшихся поблизости машин, громко, заметно, чтоб сигнализация сработала на полрайона, чтобы разоспавшиеся жители домов повылезали из окон, с прищуром всматриваясь в виновника беспорядка. Хотелось кричать: «Смотрите! Я еще не сдох!»

      Но даже в этом случае людям было бы наплевать на него, лишь досада за разбитое стекло и нарушенный сон разбередили бы их души. И поэтому Фома просто продолжал пить, хмелеть и постепенно засыпать, медленно склоняясь на бок. Убийственный сон, в конце концов, сморил его, и Фома свернулся калачиком прямо на газоне, прикрыв лицо поднятым воротником куртки. Его последней мыслью было то, что вот сейчас из подворотни выйдет тот самый маньяк, рьяный чистильщик города, с вилкой в одной руке и тесаком в другой, и будет сжирать его живьем, терзая на части уставшее тело, а народ так и будет проходить мимо, не замечая ничего, кроме собственных интересов.

      Но никто не пришел, а под самое утро Фома продрог так, что даже проснулся от озноба. Он посмотрел на часы - 8:30. Это говорило о том, что он опоздал на работу. Он не успел к завтраку в ночлежке. Отбитый позвоночник болел до такой степени, словно его переломили пополам накануне, левая рука слушалась плохо, а голова гудела, словно проносящийся в недрах метро поезд.

      Фома встал кое-как, отряхнувшись, и побрел в единственное место, куда вообще мог податься прямо сейчас - к заветной канализации.

      На пустыре все осталось, как и вчера, лишь со стола исчезли продукты. Фома, стиснув зубы, ухватился за тяжелую крышку обеими руками и с трудом сдвинул ее с места.

      Он спустился до самого дна, оставив окно на волю открытым - помещение осветилось приглушенными лучами осеннего солнца.

      В подземелье был только Ян: Шурик с Захаром ушли на свой промысел. Ян сидел, от страха вжавшись в стену и натянув на себя одеяло почти до самого носа, - он испугался, ведь никто не должен был посетить эту забытую богом обитель в такое вот время. Ян узнал друга, и его взгляд прояснился:

      - Это ты! Фома, это ты! - с облегчением и слабой улыбкой выдохнул он.

      - Я, - гость сделал шаг вперед, приближаясь к несвежему ложу.

      - Мне подумалось, что это чужой, - растерянно произнес Ян, зачем-то снимая и надевая очки снова.

      - Кто? Маньяк? - Фома неторопливо опустился на продавленный матрас. Ян начал казаться ему беззащитным котенком, забившимся в самый неподходящий для него угол, как раз облюбованный коварным врагом.

      Фома хохотнул, продвигаясь ближе и заставляя Яна интуитивно напрячься.

      - Не бойся, - Фома пристально посмотрел в его широко распахнутые глаза. Лучи падали так удачно, освещая овал лица Яна, что его черты казались абсолютно правильными.

      - Я почти не боюсь за себя, - грусть прозвучала в негромком голосе, - я боюсь за тебя!

      - За меня?! - Фома расхохотался, запуская пятерню в рассыпавшиеся по плечам Яна пшеничные пряди и с силой наматывая их на кулак. Ян даже не дернулся, глаз не сводя с его ожесточенной физиономии.

      - У тебя кровь, - дрожащей рукой он прикоснулся к разбитой губе - Фома мотнул головой, чуть отстраняясь, - Фома, наверно, это он, Клим, это он всех убивает. Он - опасный человек, он богу молится и тут же грешит снова...

      - Ты обкурился! - рявкнул Фома ему прямо в лицо, заставляя Яна вдохнуть ядовитые пары алкоголя.

      - Еще нет, - Ян обреченно смотрел на него, не делая ни малейших попыток сопротивляться.

      - У него целый дом для бомжей! Он церкви строит!

      - Вспомни, что он сделал с тобою! - уже на повышенном тоне возразил Ян.

      Фома сделал паузу, чтобы набрать в грудь побольше воздуха.

      - У меня вот другие соображения по этому поводу, - Фома ловко перекинул ногу и оседлал Яна, вздрогнувшего от такого напора, - ты - самый мутный чел в этом притоне, ты молишься непонятному богу, ты, появившийся из ниоткуда! С тобой что-то явно не так, скажи, ты очень любишь столовые приборы?! - Фома с такой злостью дернул Яна за волосы, что тот даже зашипел, - куча трупов, Князь, тетя Маша, скажи, кто следующий? - он наконец-то отпустил его волосы, оставив в своей руке длинную прядь.

      А пока Фома с удивлением рассматривал настолько легко выдранный локон, Ян, морщась и потирая больное место на голове, твердо произнес:

      - Фома, это не я, поверь.

      - Тогда кто?! - тот с брезгливостью стряхнул с ладони светлые волосы, - Клим, Захар, Шурик? Кто?

      - Да не знаю я точно, - голос Яна ослаб, - Фома, уходи, - здесь ты точно в опасности.