Folie a Deux (СИ)

— Нет, не уходи. Прими ванну со мной. Пожалуйста, Моника, — слегка сиплый из-за дождя голос звучит с очевидной мольбой. Не думаю, что Андерсон умрёт без меня за те несколько минут, на которые я отлучусь, но он прикасается к моим шортам через ягодицы, тесно и сильно прижимает к себе, склоняется к ничем не скрытой шее над горловиной свитера и посасывает чувствительный участок кожи близ моего левого уха, и фразы вместе с действиями проникают в самую душу. Врезаются в тело непреложной истиной. Настолько слова тверды в каждой букве и отдельном слоге. Сердце понимает, что я не смогу уйти даже ненадолго и оставить мужчину одного, раньше моего мозга, приходящего к тому же самому выводу с небольшим опозданием.

Мы раздеваем друг друга, мокрые вещи Райана вступают в контакт с моей сухой одеждой, образуя во многом неряшливую кучу на напольной плитке, но мне всё равно. Я не могла себе и представить, что когда-нибудь он будет полулежать в моих объятиях, устроив голову в выемке ключицы, и выводить на моей коже словно какие-то фразы. Хотя это наверняка обманчивое впечатление, я всё равно смотрю на его правую ладонь на своём правом бедре, на особенно выпирающие при движении костяшки и аккуратно подстриженные ногти на красивых пальцах. Даже они завораживают меня. Делают несбыточной саму мысль о том, чтобы отвести взгляд. Видеть возвращение естественного цвета к продрогшей коже успокаивает. Не знаю, сколько точно проходит времени, пока уровень воды поднимается всё выше и выше, достигая моей груди, но даже спустя все эти минуты Райан так и не останавливает себя в том, что касается будоражащих, ласковых прикосновений, ощущающихся словно первые. Во всех смыслах я уже просто плыву по течению и чувствам. Без сопротивления и с готовностью быть ведомой, безбрежно отдаваться и вручить свою жизнь навсегда, и неважно, куда меня поведут.

— Если всё продолжится в том же духе, то о мирном разводе можно будет забыть, — он тяжело вздыхает, погружаясь в воду чуть больше. Влажные волосы, утратившие обычный вид, щекочут мне кожу, но я просто прикасаюсь к ним, чтобы убрать их от глаз Райана, и так и оставляю руку среди потемневших прядей. — Я еле сдержался, чтобы не сказать, что у меня есть ты, и что я чертовски устал быть терпеливым и правильным. Это никогда не являлось моей сильной стороной. Почему я только решил, что смогу вести себя верно?

— Но ты сдержался.

— Лишь ради детей и тебя. Твоё лицо возникло у меня перед глазами, когда я уже собирался произнести, что вообще-то мне не нужно согласие. Но что-то внутри сжимает все органы, как только я задумываюсь о том, чтобы просто разорвать этот брак. В другое время я бы и так сделал, но ты делаешь меня лучше. Я чувствую это в себе и не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Чтобы ты стала ещё одним источником давления. Нет, даже не так. Я боюсь за тебя, Моника. Не считая мальчиков, я, вероятно, впервые чувствую истинный страх, — Райан подносит мою левую руку к своей груди, туда, где бьётся сердце, наличие которого у него я изначально ставила под большое сомнение. Тепло рождает странный сладостный испуг, мурашки, распространяющиеся от места возникновения дальше по телу, и усиливающийся физический контакт, будто поглощающий их, сопровождается приглушёнными, но громкими словами: — Я теряю над этим контроль. И над своей привычной жизнью тоже. Это словно не я, Моника. Я ведь тот, кто эгоистично делает, что хочет, и со всем существующим цинизмом берёт то, что ему нужно, не задумываясь о последствиях. А теперь происходит вся эта хрень, и я просто жду словно благословения. Целый грёбаный месяц. Время не было настолько ощутимо, когда ты не знала, — Райан чуть отодвигает голову, чтобы посмотреть на меня, и моё тело, сердце и мысли охватывает мощный трепет. Вызываемый всем и ничем конкретно. Может быть, выражением глаз, а возможно, в целом ранимым видом. Я готова на что угодно, лишь бы всё стало лучше, легче, чтобы помочь абстрагироваться и отвлечься, и сила этого желания просто сокрушительна и неподконтрольна сдерживанию. — У меня появились обязательства и перед тобой, а вместе с ними и понимание того, что я заставляю тебя жить в чёртовой неопределённости. Ты спрашиваешь себя, когда наконец перестанешь быть тайной?

— Нет, не спрашиваю. Но ты ведь не можешь в самом деле бояться, — я перемещаю правую руку с волос на лицо, обезоруживающее красотой, даже несмотря на залёгшие на нём мрачные тени, рассчитывая напомнить Райану Андерсону, что, в отличие от обычных людей, он слеплен из другого теста, но серьёзности и готовности ответить за всё сказанное в часто моргающих глазах отнюдь не становится меньше.