Folie a deux

– Вы сегодня начали нашу встречу со своих снов, видений или как вы их там называете. Всё, что вы описали – это, по сути, ваша готовность к началу доверия.

– Или недоверия.

– Я почему-то убеждена в положительной динамике… На сегодня все.

ГЛАВА 7

Провалился в сон я быстро. Или это был не сон вовсе. Сначала зазвонил мобильник. Я снял трубку и услышал голос Елены. Она шёпотом сообщила, что стоит у подъезда своего дома. Я почему-то совершенно не удивился позднему звонку, не спросил даже, что случилось, просто оделся и спустился вниз, выходя из квартиры и поворачивая ключ в замке Ганса отмечая при этом, что проживаю не здесь, совершенно в другом конце Москвы. Но и это меня не покоробило. Елена действительно стояла у подъезда и курила.

– Не спится? – зачем-то спросил я…

– Так…, решила подышать, вы? Как продвигается биография Ганса?

– Мы только начали. Его история – нетипичная типичность военного положения. Правда, пока всем заправляет любовь. Он показывал вам фотографию своей супруги?

– Нет, не показывал и давай на «ты», я чувствую себя старухой…

– Давай…

Мы прошли вдоль крошечного сквера и сели на скамью. Я не знал, о чем говорить и боялся даже смотреть на неё, ведь она казалась таинственной небожительницей. Чувство внутри тревожило меня. И все же исподтишка рассматривал сидящую рядом со мной женщину, как под микроскопом, но не понимал природы своего интереса.

– А кем ты работаешь?

– Какой банальный вопрос…, – рассмеялась она…, – Я актриса.

– Актриса?

– Актриса театра, иногда снимаюсь в кино… Хотя, кино не люблю. Театр – больше.

– Странная ты…

– Почему?

– Вроде проста в общении, а совершенно не понимаю, кто ты такая. И главное – отношения к происходящему с нами.

– В чем же странность? Это знакомство. Мы просто знакомимся. Я не пытаюсь хитрить. Стараюсь быть небезучастной. Ты мне интересен, как человек близок. Может, мне просто кажется, что я тебя понимаю. Сегодня, когда мы прощались, у меня возникло желание тебя обнять. Неосознанное. Не подумай ничего плохого – это желание души. Так бывает у меня…

– Я иногда тоже хочу обнять. Но боюсь ответственности. Мама учила, что женщину следует ставить во главу угла и обязательно. Она повторяла – женщин будет много разных по жизни – хороших, сложных, но каждая достойна, чтобы ее сохранили невредимой, я долго не понимал этого. Наверное, просто от отца – человека военного, она не дополучила чего-то. И я не получил такого опыта.

– Я говорю про себя не как про женщину. Или это сложно?

Возникла неловкая пауза. Мы понимали и не понимали друг друга.

– Ну, обнять – значит, стать свободной, открыться для человека, понимаешь меня? Открыть его для себя…, – реабилитироваться она…

– Понимаю… Но с эгоизмом ничего поделать не могу.

Я говорю ей о том, что зациклен на собственных противоречиях, что боюсь последствий, боюсь причинить боль и на всякий случай не подпускаю людей близко. Но подыгрывать самоупоению Елена не хочет и очень ласково произносит:

– Это только твои болезни и только ты их можешь вылечить… Я, если позволишь, буду лишь помогать тебе чуть-чуть в этом… Так, скромно…

Говорили мы долго, сидя на холодной скамье. Выяснилось, что оба безнадежно сражены Ремарком. Наперебой цитировали вначале «Ночь в Лиссабоне», затем «Возлюби ближнего своего». Сошлись на том, что война по Ремарку – это некая способность души приспособиться к человечности. Той исходной человечности, которая заложена в нас изначально. По жизни люди вносят в это понятие массу шелухи. А война Ремарка – позволяет освободиться от неё. Спустя ещё час мы убедились в схожести позиций по целому ряду жизненных вопросов. А ещё поразились удивительной устроенности наших дат рождения. Я появился на свет 25 декабря, Елена 25 ноября за пять лет до того. Ну и уж совсем мелочи – любимый цвет на двоих – тёмно-синий, любимый напиток – капучино, любимая музыка – соул…

… Я сидел в собственной постели. На мне была клетчатая пижама и белые короткие носки, в которых я и ложился накануне. А значит ночью я не мог выходить из квартиры Ганса и запирать его дверь, не мог видеться с Еленой и говорить с ней о Ремарке и прочей ерунде. И всё же наша встреча казалась настолько реальной, что я никак не мог опомниться. Не спятил ли я? – терзало меня уже привычное подозрение. И дабы прояснить хоть что-то, набрал Гансу, чтобы задать единственный вопрос: не приходил ли я ночью к нему…

– Молодой человек, вы переутомились там за работой? – старик спросил, ожидать ли меня сегодня, и я дал положительный ответ. Непостижимое и нехорошее чувство сверлило меня изнутри. Из головы не шёл странный сон, в котором Елена предстала передо мной человеком из плоти и крови.

Рассказ старика я слушал вполуха. В этот день в моем блокноте не осталось ни одной пометы, и Ганс был крайне раздосадован. Собственно, его биография сейчас интересовала меня мало. Хотелось поскорее увидеться с Еленой, той, что жила несколькими этажами ниже Ганса и вернуться к Елене самого Ганса. Бардак в голове мешал думать… И мой заказчик, заметив мою рассеянность, вдруг бросил фамильярно: