FOMO sapiens. Как избавиться от страха упущенных возможностей и начать принимать правильные решения

Тереза Мэй сделала все возможное, чтобы заставить британский парламент отказаться от своего FOBO и проголосовать за ее план Брекзита (она прибегла и к стратегиям, описанным в этой главе). Во-первых, она сократила выбор вариантов до одного основного плана, который и пыталась навязать нации. Во-вторых, выжидала до самой последней минуты первоначального срока, чтобы потребовать голосования по своему плану. Она попыталась организовать Daily Drop, усиливая давление на законодателей: если они не проголосуют в ее пользу, страна рухнет, выйдя из ЕС без всякой сделки. Тем не менее, несмотря на все старания, Тереза Мэй проигрывала голос за голосом, столкнулась с бунтом собственной партии и была вынуждена многократно выклянчивать у Европейского совета продление срока. В чем ее ошибка? Она не вспомнила, что FOBO возникает лишь при выборе из ряда приемлемых вариантов. Если это не так, вылечить его невозможно. К несчастью для нее, пока тикали часы и приближался крайний срок, становилось все яснее, что единства мнений нет. В результате число возможных приемлемых альтернатив резко сократилось, и вся процедура вместо выбора разумного пути свелась к минимизации ущерба и к FODA — страху сделать что бы то ни было вообще.

Независимо от того, насколько сильно вы страдаете от FOMO или FOBO и насколько вас раздражают эти качества в других, имейте в виду: если у вас есть любой из этих страхов, это в первую очередь означает, что у вас есть выбор. Хотя он может вызвать у вас стресс или окончательно запутать, это все равно выбор, сколько его ни сокращай. Как вы увидите в эпилоге, если некоторые или все варианты выбора внезапно исчезнут, вы можете и пожалеть, что принимали их наличие как должное.

Эпилог

А хорошо, что выбор есть!

Память о том, что я скоро умру, — самый важный инструмент, который помогает мне принимать сложные решения в жизни.

Стив Джобс

Воздух был горяч и сух. Мы подъехали к импровизированному лагерю, который удивительным образом вписывался в маленькую деревушку в долине Бекаа. Это было лето 2017 года, я приехал на конференцию в Бейрут. С растущей тревогой я следил за гражданской войной в Сирии, особенно меня беспокоил вызванный ею кризис с беженцами. Мне хотелось своими глазами увидеть эту трагическую ситуацию, и я попросил друзей из благотворительных организаций показать мне несколько лагерей сирийских беженцев, появившихся в Восточном Ливане. Я колебался — говорили, что в лагерях может быть сильно влияние «Хезболлы», — но меня заверили, что гиды (ливанский аспирант и палестинец из местной неправительственной организации) не дадут меня в обиду.

В лагере нас принимал Фарид, в прошлом адвокат из Алеппо, а теперь «шавиш», фактический лидер общины, и владелец небольшого круглосуточного магазина на территории лагеря. К моему удивлению, условия были несколько лучше, чем я ожидал, по крайней мере на первый взгляд. Снаружи строения выглядели довольно примитивными, но внутри было чисто, даже нарядно. Обитатели многих из этих «домов» когда-то принадлежали к среднему классу и жили в Сирии в собственных домах и квартирах. И даже потеряв почти все, они старались как могли. Способность человека адаптироваться поразительна.

Весь день мы ходили по лагерю и разговаривали с жившими в нем семьями. В каждом доме меня обязательно стремились чем-нибудь угостить — кофе, фантой, ломтиком арбуза или жвачкой. С каждой новой беседой я убеждался, что все не так благополучно, как кажется. У этих семей, большинство из которых были беженцами уже более пяти лет, нет никакой системы социальной защиты. Они были уязвимы во всех отношениях. Я познакомился с трехлетним ребенком с лейкемией, у которого был лишь один способ получить медицинскую помощь: обратиться в организацию «Врачи без границ». В другом доме я встретил человека, который упал, работая на стройке, и повредил позвоночник. Он лежал на нестерпимой жаре, а его жена с тремя маленькими детьми объясняла нам, что он больше не может работать и она не знает, как оплачивать счета.

В основе всех этих историй была общая идея: жизнь каждого замерла, поставлена на паузу, пока человек не сумеет каким-то образом вырваться из этой ситуации — переехать в другую страну или вернуться домой. Все говорили о прошлом и настоящем, но никто — о будущем. Какой в этом смысл? Единственным, кто открыто высказал стремление к лучшему будущему, был подросток по имени Мохаммед. Лежа на полу в окружении матери и сестер, он возился со смартфоном и с застенчивым энтузиазмом сознался, что мечтает стать программистом. Я увидел было проблеск надежды, но Фарид рассказал: Мохаммед уже несколько лет не имеет возможности регулярно посещать школу. Он должен помогать семье, целыми днями работая в поле. Как и у всех в лагере, выбора у него не было.