Фонарики желаний

– Хайди, – вырывается у меня. Ну я и осёл. Собирался сказать «Хауди», но понял, что никогда в жизни никого так не приветствовал, да и вообще это слово звучит очень странно, если его произносит не ковбой в десятигаллонной шляпе и с огромной пряжкой на ремне, потому попытался быстро исправиться на «Хай», и два слова слились вместе.

Сейчас бы, конечно, исчезнуть куда-нибудь.

– София, – отвечает Лия́, и я вопросительно склоняю голову. А потом вспоминаю, что за чушь сам только что сморозил, и всё наконец встаёт на свои места. Вот она, настоящая Лия́, – не просит меня ничего объяснять и помогает почувствовать себя получше.

– Саймон, – говорю я.

– Хоуи[13], – она называет имя четвёртого судьи передачи «Америка ищет таланты».

Цзяо таращится на нас так, словно у нас из ушей мясная нить полезла. К счастью, мы его так напугали, что он просто уходит, не сказав больше ни слова.

– Жаль, что он вернулся, – вздыхает Лия́.

Эти слова из её уст имеют особое значение, потому что никто не знает о моих отношениях с Цзяо и о том, что я о нём думаю, лучше её.

Я благодарно киваю, потом говорю:

– Очень рад тебя видеть.

Наступает неловкая пауза.

Раньше я всегда готовил что-нибудь особенное на случай, если она зайдёт, но она не приходила уже несколько месяцев. Когда-то это был лучший момент моего дня: я готовил ей португальский яичный тарт с чёрным смайликом сверху или матча-латте с раком-отшельником, нарисованным на пене. Хотя нет, это был второй лучший момент; самым лучшим моментом было, когда она действительно приходила.

– Извини, что ничего не приготовил к твоему приходу, – говорю я.

– Пожалуйста, не извиняйся, что ничего не приготовил, – говорит она в этот же момент и показывает на кухню. – Возьму там что-нибудь особенно уникальное. Полагаю, всё менее уникальное уже съел Цзяо?

У неё очень доброе сердце, и она обожает бесформенную еду – примерно как Чарли Браун свою неказистую ёлочку[14]. Всегда называет эти кривые булочки «уникальными», «редкими» и «особенными».

Я приношу несколько её любимых лакомств – яичный тарт, слойку с таро, лунный пряник с семенами лотоса, – выбирая самые бесформенные. Она широко улыбается и достаёт кошелёк, но я поднимаю руку.

– За счёт заведения.

Она тут же качает головой.

– Не глупи. Семена лотоса – самая дорогая начинка. Возьми.

Мы ещё немного препираемся, а потом Лия́ заканчивает разговор шуткой:

– А если бы мы не были китайцами, мы бы тоже так торговались?

– Да уж, это у нас в крови.

Она кладёт деньги на прилавок, потом резко меняет тему, чтобы я уже не мог отказаться.

– Вообще я хотела сделать заказ. Мне, э-э, нужен Особый лунный пряник. С персональной запиской.

От её слов у меня сердце уходит в пятки. Я не могу это контролировать. Особый лунный пряник делается с нуля; покупатель сам выбирает начинку и текст запечённой в пряник записки. Это лакомство вдохновлено Восстанием лунных пряников во времена династии Юань. Легенда гласит, что в XIV веке, когда Китаем правили монголы, глава повстанцев Чжу Юаньчжан воспользовался предстоящим Праздником середины осени, во время которого китайцы традиционно едят лунные пряники. Он запёк в пряники записки, чтобы координировать восстание против монголов, и, поскольку эти пряники в основном ели китайцы, восстание увенчалось успехом. Чжу Юаньчжан стал первым императором династии Мин[15]. Когда Цзяо был маленьким, он был просто одержим этой историей, потому что она помогала ему защищаться от насмешек других ребят над его семейным бизнесом и над тем, что он мягкий и трусливый, как Пит из «Голодных игр».

– Лунные пряники – это оружие войны! – кричал им Цзяо. – Наступательное, а не оборонительное!

Тогда другие ребята возражали:

– Ага, как же! «Лунные пряники» – это девчачье название!

После этого Цзяо уже ничего не пытался объяснить.

Историю о Восстании лунных пряников любил Цзяо, но именно я вдохновился ею, когда придумывал десерт «Особый лунный пряник». Мы можем запечь в него записку с абсолютно любым текстом, но больше всего они известны чувственными любовными письмами: признаниями во влюблённости и любви, даже предложениями женитьбы. Цзяо просто ненавидел меня за то, что я превратил его любимую военную историю в любовные записки, а вот я этим очень гордился – и до сих пор горжусь. Что может быть сильнее, чем всепоглощающая, объединяющая любовь?

Так что, когда Лия́ просит Особый лунный пряник, я сразу понимаю, что он не для меня, и единственный вопрос, который меня интересует, – а для кого тогда?

– Тебе нужен Особый лунный пряник с запиской? – переспрашиваю я, как дурак.

– Ну… да. Он для… для мистера Тана.

– О! – восклицаю я. Пожалуй, слишком громко. Но тревога так резко сменилась облегчением, что я не смог сдержаться.

Она подозрительно смотрит на меня.

– Почему ты говоришь так, будто вдруг что-то понял?

И я тут же покрываюсь холодным потом.

– Ну… вчера вечером я видел, как ты его искала.

Хотя на самом деле я до сих пор ничего не понимаю.

– Ты видел? Я же так скрывалась!