Фонарики желаний

Мне так неловко из-за того, что наговорил папа. Но я просто не могу ничего сказать – даже «Прекрати!» или «Ты ведёшь себя как ребёнок!»

Я не слышу, что Кай говорит своему отцу, но он явно пытается его успокоить. И, видя, как он уверенно говорит и твёрдо стоит на ногах, не отступая ни на шаг, я думаю только об одном: «Почему папа не понимает, какой он хороший?»

Кай первым уводит своего отца. Он говорит мне и папе «извините», хотя сам ничего плохого не сделал, а папа уж точно никаких извинений не заслуживает.

Мы в последний раз смотрим друг на друга, потом он отворачивается. Когда я вижу его беспомощный взгляд, по спине пробегает холодок.

Я была не права. Совершенно не права. Мы не Хэтфилды и Маккои. Всё намного хуже. Мы Нюлан и Чжинюй.

«Это старая притча, – сказала мне бабушка, когда я расплакалась из-за возлюбленных, которым запретили встречаться. – Тебе не придётся выбирать». Теперь я понимаю, почему у меня было такое зловещее предчувствие, когда я об этом вспомнила. Потому что в глубине души я знала, что Найнай не права. Может быть, пока она была жива, всё было иначе, но теперь, когда её нет, всё пошло наперекосяк. Вот тогда мы с Каем и стали звёздами. А теперь наши «Нефритовые владыки» запретили нам дружить, даже видеться друг с другом по особым дням. Найнай была нашим сорочьим мостом, и без неё мы будем навсегда разлучены.

Как наша история может закончиться, едва начавшись?

Сегодня дождь не пошёл, но мою душу омывал ливень.

20. Позорница Лия́

Лия́

После прекрасного, заслуженного радостного дня случилась ссора, которая высосала из праздника Циси всю магию.

После того как Кай и мистер Цзян уходят, отец говорит мне:

– Я серьёзно, Лия́. Держись от него подальше.

А потом:

– Пойдём, поможешь убраться. Там полно работы.

Моей крови не хватает буквально одного градуса, чтобы закипеть. В следующие двадцать минут она ещё больше нагревается, меня бесит буквально всё, что делает отец – даже то, как он небрежно собирает украшения со столов (мы их вообще-то ещё будем использовать!)

Мама не решается смотреть мне в глаза. Ну и отлично, я на неё тоже смотреть не хочу. Она не присутствовала при ссоре, но я уверена, что папа ей всё рассказал. Или, может, она сама услышала. Я не удивлюсь, если это услышали вообще все, кто присутствовал на празднике.

Позже, когда мы убираемся и уносим столы и стулья обратно в магазин, не говоря ни слова, я уже готова взорваться. Я решаю пересчитать деньги, которые мы заработали, надеясь, что хоть от этого почувствую себя лучше.

Я успеваю досчитать лишь до четвёртой двадцатидолларовой купюры, когда подходит отец и забирает деньги у меня из рук.

– Я сам закончу, – холодно говорит он, не смотря мне в глаза.

Я неотрывно слежу за тем, как он, стоя прямо передо мной, перекладывает купюры из одной руки в другую под холодным светом флуоресцентных ламп. Волшебство нашего магазинчика испаряется.

Я хочу знать, сколько мы заработали и сколько ещё нужно. Я хочу, чтобы он знал, что я сделала всё это без них, но с Каем, от которого он хочет, чтобы я держалась подальше – без всякой на то причины.

Его молчание так меня раздражает, что я говорю:

– Баба, ты несправедлив к Каю.

Он не понимает, какой Кай хороший, но вот человек, которого он уважает больше всего на свете, это понимал. Так что я пытаюсь этим воспользоваться.

– Найнай его любила. И ты это знаешь. Ты что, не доверяешь ей?

Он прекращает считать, его челюсть напрягается.

– Его семья… – начинает он, но потом осекается.

– То, что его отец и брат такие, не говорит о том, что и он сам такой же.

Отец качает головой, сначала неуверенно, потом твёрдо.

– Ю ци фу би ю ци цзы. Каков отец, таков и сын. Знаешь, кто научил меня этой поговорке? Найнай.

Услышав это китайское выражение, я холодею. Да, я тоже слышала эти слова от Найнай. Но в положительном смысле: она рассказывала, что верность отец унаследовал от неё, а настойчивость – от Ее. От него эти черты передались и мне.

– Ты искажаешь её слова.

– Всё можно толковать двояко, Лия́, – пренебрежительно говорит отец. – Я просто пытаюсь тебя защитить.

Он пронзает меня взглядом.

– Держись подальше от Кая. Я исполню свою угрозу и накажу тебя. Никакого телефона, никакого магазина, ничего. Ясно?

Я не отвечаю. Если меня не будет в магазине, кто будет за него бороться? Но если у меня не будет Кая, кто будет бороться за меня?

– Яс-но? – Голос отца звучит зловеще. Такое бывает редко, но, когда бывает, я очень пугаюсь.

– Ясно, – вру я. В этот момент я как никогда понимаю Позорника Кая.

21. Позорник Кай. Снова

Кай

– Господи, Кай, серьёзно? – бранит меня Цзяо, как только мы с отцом возвращаемся домой. Ожидаемо. – Хватит так расстраивать папу.

Отец с благодарностью треплет его по плечу, а потом сердито смотрит на меня. Опять-таки ожидаемо.