Фонарики желаний

– Именно, – говорит Цзяо. – Мы вообще не пользуемся помещением по вечерам! Теряем деньги. Днём это может быть пекарня, а вечером… – Он изображает пальцами барабанную дробь. – Вечером это будет бар! Рюмочная. В которую пускают только по паролю. Лицензия на продажу алкоголя, сколько бы она ни стоила, очень быстро окупится.

– Но тогда вы не сможете играть тут в маджонг. – Я уже хватаюсь за соломинки.

Отец кряхтит – впервые за весь день я слышу от него что-то, похожее на согласие. Конечно. Вечер маджонга – это самый важный пункт в его календаре, не считая, конечно, скачек с участием Прова.

Цзяо отмахивается.

– Ладно, хорошо, рюмочная не будет работать в те дни, когда играют в маджонг.

– Мне кажется, мама будет очень расстроена, – возражаю я. Моя лучшая защита.

Они ничего не отвечают – наверное, потому что знают, что я прав. Я тут же пробую другой подход. Смотрю прямо на отца, который готов за цент удавиться, и говорю:

– На всё это нужно будет потратить кучу денег – денег, которые, возможно, никогда не окупятся.

Мой отец скряга. Насколько он скряга? Настолько, что, когда ездит на скачки смотреть на Прова, не бронирует номера в гостинице, потому что они всегда «слишком дорогие». Поэтому в ночь после скачек он ездит на машине от гостиницы к гостинице и пытается выторговать себе скидку, искренне считая, что в личном разговоре сможет «убедить их, что это пойдёт на пользу их бизнесу». Конечно же, гостиницы работают совсем не так, и чаще всего ему приходится спать в машине.

Цзяо пытается возражать.

– Эй, Ба, помнишь, я водил тебя в «Дейв энд Бастерс»? Они очень успешные. Стоят десять миллиардов долларов!

Это не может быть правдой[36]. Но я понимаю, что спорить с Сыном Номер Один, У Которого Замечательная Деловая Хватка, при отце бессмысленно.

– Если мы последуем их примеру, всё будет замечательно!

Папа начинает рассматривать пекарню в новом свете. Боже, пусть это не будет свет «Дейв энд Бастерс». Но, похоже, над входом уже сейчас можно вешать бело-оранжевую вывеску: отец показывает на дальний угол зала и говорит:

– Может быть, удастся установить тут игровой автомат[37].

– А как насчёт настольных игр? – предлагаю я. Мне на самом деле нравится эта идея. – Люди тогда будут дольше задерживаться, больше заказывать, да и места они много не занимают, а ещё…

Цзяо перебивает меня прежде, чем я успеваю сказать «вписываются в нашу уютную семейную тему».

– Настольные игры – это не круто. Нет.

– В «Дейв энд Бастерс» нет настольных игр, – говорит отец. Его явно сбили с толку наши реплики.

– Нам определённо нужен телевизор, – продолжает настаивать Цзяо. – За него полагается налоговый вычет, так что мы потеряем деньги, если не поставим его!

Господи Иисусе. Я точно их родственник?

– Мне кажется, пекарня хороша и так, как есть, – говорю я, пытаясь звучать максимально уверенно. – Её украшала мама, и она не захочет, чтобы здесь что-то меняли.

Они по-прежнему притворяются, что я ничего не говорю, так что я добавляю:

– Да и вообще, зачем менять что-то, что и так хорошо работает? У нас доходы вполне стабильны.

Сегодня днём клиентов набилась целая толпа – и их всех обслуживал я, потому что Цзяо по-прежнему «занимается большими идеями».

– Недостаточно стабильны, – возражает Цзяо. – Особенно из-за того, что ты раздаёшь всё подряд бесплатно. Мы вообще ничего не должны давать бесплатно, это же первое правило бизнеса.

Опять про эту бесплатную выпечку. Я ведь и не раздавал почти ничего! Так, стоп. Папа в последнее время просто одержим испорченной и бесплатной едой. Они оба пришли сюда. Рассказы Лия́…

Я, похоже, понимаю, в чём дело.

– У пекарни проблемы? – спрашиваю я.

– Арендную плату повысили, – говорит Цзяо.

Мой отец кряхтит – этот тон означает: «Не говори об этом».

Значит, у нас правда проблемы. И, вероятно, «Фонарикам желаний» тоже туго из-за повышения арендной платы.

У меня есть проблемы и поважнее, но я, сам того не желая, реагирую на кряхтение отца:

– И ты рассказал обо всём Цзяо раньше, чем мне?

Пекарня – это единственная вещь в мире, за которую я готов держаться до последнего, она практически стала частью меня. Но внутри моей семьи я постоянно вынужден защищать территорию, отстаивать свои права, напоминать, что это я – душа и сердце этого места, а не Цзяо, который говорит, что «выпечка для девчонок».

Мой брат закатывает глаза.

– Он как бы всегда говорит всё первым кому-то из нас, кроме случаев, когда говорит что-то сразу нам обоим. А мы почти не бываем вместе.

Спасибо, Цзяо, я-то и не подозревал. Это настолько мимо, что удавиться можно.

– О, но сейчас мы вместе, – с нехарактерной мечтательностью говорит отец. Но потом тут же всё портит: – Как же здорово – мои мальчики вместе. Не хватает только Прова.

Они с Цзяо вместе хихикают, потом начинают обсуждать новую победу Прова.

А я смотрю в окно, надеясь хоть на мгновение увидеть Лия́. Утром она была в магазинчике, но сейчас её волос до плеч и очков «кошачий глаз» нигде не видно. Ну и хорошо, с другой стороны. Иногда я вполне понимаю её отца, который хочет, чтобы она держалась подальше от всего этого.