Фонарщик

Гроувс, размышляя, осмотрелся в поисках какого-нибудь лаза или лестницы, по которой убийца мог ускользнуть. Может быть, в один из железнодорожных туннелей? Уже долгие годы заброшенный туннель Скотленд-стрит использовался только для разведения грибов — может быть, убийца поджидал там? Или в каком-нибудь другом не отмеченном на карте проеме, подземном проходе, мастерской или в старых устричных подвалах этого Богом забытого города? Иначе как объяснить сверхъестественную легкость, с которой он появлялся и исчезал? И отчаянные попытки Эйнсли схорониться? Гроувс пробежал глазами по сводчатому, с нервюрами как в соборе, потолку вокзала и снова подивился сплотившимся против него силам.

— Там валялся листок, сэр, — сказал Прингл. Он развернул лист бумаги, весьма похожий на страницу из собственной тетради Гроувса. — Ее нашел железнодорожный полицейский, сэр. Тот, который прибыл сюда первым.

— Где она была?

— На платформе недалеко от тела.

— Послание? От убийцы?

Прингл протянул листок:

— Судя по всему, да, сэр.

Гроувс посмотрел на грубую надпись черными чернилами:

CE GRAND TROMPEUR

— Французский, — решил он проницательно и кивнул.

— Я немного знаю французский, — вызвался Прингл.

— Да? И каков ваш перевод?

— «Этот крупный обманщик». «Этот большой мошенник». Что-то вроде этого.

Гроувс скосился на надпись.

— Вроде верно. — Он посмотрел на накрытое тело. — Мистер Эйнсли из Франции?

— Нет, сэр. Но из этого еще не следует, что убийца не оттуда.

— Так что, убийца писал на родном языке?

— Возможно, сэр.

Ce Grand Trompeur. Почему-то Гроувс вдруг вспомнил нежную ирландскую девушку Эвелину Тодд и ее робкие показания. Она ведь что-то говорила о втором послании? «Резкие слова». Так, может, это третье? Что она там говорила об убийце? «Человек, который много путешествовал». Человек, который может знать Писание и языки континента. У которого могут быть дела с профессорами, филантропами и антрепренерами. Который когда-то во время своих скитаний приобрел волшебную способность передвигаться как тень, окружать себя облаками дыма и дрожащего марева и исчезать, как крыса или струя пара. И который умеет убивать, как медведь или саблезубый тигр.

Гроувс вспомнил, как Эвелина посмотрела на него, перед тем как уйти. Таинственный блеск, который до сих пор преследовал его, как и уверенность Воскового Человека в том, что в деле замешана женщина. Она вообще была таинственной. Образ неприкаянной девушки — ее измученные глаза, бескровное лицо, поношенное платье — целый день не давал ему покоя, как оса. Он отмахивался от него, но в то же время его подзадоривала ее близость, сама возможность укуса. Гроувс еще раз посмотрел на новое послание и подумал, а не держит ли он в руках лакмусовую бумажку для проверки истинности ее утверждений. Ведь если она говорила о своих способностях правду, то вполне логично предположить, что ей снилось и убийство Эйнсли. Но он должен поторопиться, ее нужно застать врасплох. Он уже видел, как к нему с раскрытым блокнотом приближается Дуглас Маклауд из «Курьера».

— Отвезите тело в морг, — сказал он Принглу. — Пусть профессор Уитти оторвется от своих пищеводов. Может, на этот раз он обнаружит что-нибудь полезное. И еще эта девушка — ирландский медиум.

Прингл удивился.

— Вы знаете ее адрес?

— Да, сэр. Кэндлмейкер-рау.

— Узнайте мне номер дома, дружище. Мы с вами увидимся позже в главном управлении.

И, не сказав ни слова в объяснение, сложил лист бумаги, засунул его в карман и твердой походкой двинулся вверх по пологой дорожке из ночного кошмара в ночь.

«Она не появилась на стук, сколько я ни старался, но потом в грязном коридоре, куда выходило несколько малюсеньких комнатушек, открылась другая дверь, из нее выглянула неряшливая женщина и сказала мне, что нужно искать в прачечной. Я приподнял шляпу и спустился вниз. Это было жаркое, наполненное паром помещение, и мне сразу вспомнились слова свидетелей о темной силе, той, что уложила интерпренера Эйнсли».

— Добрый вечер, — сказал он нарочито резким тоном, рассчитанным на то, чтобы испугать ее.

Но Эвелина не вскинулась, даже не вздрогнула и, стоя к нему спиной, куском черного пенящегося мыла продолжала тереть на стиральной доске что-то похожее на носки или перчатки. Только обернулась на визитера, и все. Он властно покашлял.

— Я проходил мимо, — солгал он, — и решил кое-что прояснить.

Он хотел казаться небрежным, но болезненно сознавал, что ему катастрофически недостает актерских навыков.

— Прояснить? — Она почти не замедлила темп стирки.

В углу бормотал бойлер.

— Да. Вы говорили что-то такое вчера в главном управлении.

Эвелина продолжала стирать. Щеки у нее пылали. В мужской куртке, свободных брюках и с короткими волосами она была очень похожа на мальчишку-посыльного.

— Вы говорили, — продолжил он, — что вы не медиум.

— Медиум? — не сразу переспросила она.

Ее худосочные плечи поднимались и опускались в такт стирке.

— Вы говорили в том духе, что видите убийства точно тогда, когда они происходят.