По коридору протопала троица: портье-горничная-охранник. Олег с трудом поднялся.
– Там… Ростислав… В номере… – сказал он чужим голосом суетившейся горничной.
Подскочил бравый охранник:
– Что говорите? Где конкретно? – красноватые его глазки бегали.
– Да там… – Олег слабо махнул рукой в сторону штабного.
Будто по сигналу четвёртый номер распахнулся, и из него неспешной поступью вышел пенсионер немецкого значения.
Все разинули рты.
– Што такое? – величаво спросил Ростислав Андреевич. – По какому слушаю шобрание?
Портье пришёл в себя первым:
– Товарищи, я говорю, какое безобразие! Ночь, я говорю, а вы…
– Звони директору, халдей! – злобно оборвал его Олег. – Или я ментов вызываю.
– В к-каком смысле?.. – выступил осмелевший охранник.
– А в таком! Сколько у вас трупешников на этом номере висит? Завтра всем газетам дам интервью от Фонда «Ласт хоуп», о том, как вы тут постояльцев травите!
Портье побурел и полез за соткой.
Старик склонился над Асей.
– Ашенька, жайдите ко мне… Вам надо ушпокоичься…Ася по стеночке пошла за стариком. Пока Олег в коридоре ругался с администрацией, она стянула мерзкое пальто, закуталась в плед и неожиданно для себя задремала в кресле у батареи. Сквозь сон она слышала, как кто-то поцеловал её в лоб и накрыл ещё чем-то… …И она оказалась в жарком августе тёткиной дачи. Мама, молодая, весёлая, в лимонном сарафане, обнимала её, от неё пахло клубникой, арбузами, зубной пастой…
Олег укрыл спящую Асю своим плащом. Подобрал из-под кровати пыльные стариковы протезы, пошёл в ванную сполоснуть. Ноги подкашивались. Голова звенела. Но она – Ася! – была рядом. Здесь. И он неуверенно улыбнулся тускло сверкавшему водопроводному крану.
Ростислав застенчиво ему кивнул и быстро сунул протезы в рот.
– Спасибо, мой мальчик. Вы извините, что я так называю вас. Мой сын старше вас лет на десять. И он для меня до сих пор – мальчик. Интуиция подсказывает мне, что бояться больше нечего.
– Ростислав Андреевич… Я ничего не понимаю.
– Я расскажу вам всё. Только давайте говорить шёпотом… Пусть она поспит, голубка.