Фонд последней надежды

В столовой стоял непрестанный булькающий шум, как на морском берегу. Гулька подтащила Асю к свободному столику:

– Говори всем «занято», усекла? Я за Жаником смотаюсь.

И пропала в водовороте человеческих тел.

Не успела Ася сесть, как услыхала:

– Асенька, душенька, приютите старика?

Карим Каримыч, фондовский адвокат, был чудный дядька, в другой ситуации Ася была бы только рада такому соседу. Он вечно сыпал интересными историями, был невероятно мил и по-старомодному предупредителен. Между прочим, прекрасно танцевал, несмотря на свои семьдесят. Маленький, худенький, в отлично выглаженном твидовом костюме, Карим Каримыч держал в сухоньких клешнях заставленный поднос и ласково улыбался. Что же делать? «Гулька меня убьёт!», – пронеслось в голове у Аси, её рот уже открылся, чтобы покорно произнести…

– Карим-ага, конечно, давайте к нам! – раздался сзади противный голос Жорки Непомнящего. – Аська, подсуетись, помоги человеку!

Обернувшись, Ася увидела, что за их с Гулькой столом уже развалился Непомнящий собственной персоной и даже уже наворачивает жареную куру в грибном соусе, а рядом с ним сидит осоловелый Тараска и ковыряется в спагетти.

– Давай, падай с нами, Асенька, мы тебе биточки притаранили! Скажи, Гамаюныч?

Тараска перевёл глаза со спагетти на солонку и кивнул. Карим Каримыч, рассыпаясь в любезностях, мостился третьим. Ася беспомощно огляделась…

Со стороны раздачи лёгкой походкой корсара двигался, как чёрная тень, Коршунов – в своих потёртых джинсах, винтажной майке с хаусизмом, с подносом, дребезжащим стаканами и тарелками.

Олег на ходу обвёл столовую взглядом, отыскивая свободное место. Не заметив ни отчаянно машущую ему Алию № 2, ни Алию № 1, крупную молчаливую тётку из программы «Интернет и я», сидящую, как всегда, в полном одиночестве, ни приветливо улыбающуюся троицу Коровину-Меделяйте-Дружинину (бедный юлин диджей отсыпался в номере), ни даже благосклонного кивка Корнелии, вкушающей ужин в компании с отёчным Мойдодыром и кислой Мадлен Генриховной, Олег уверенно выбрал направление и, придерживая поднос, зашагал навстречу своей судьбе. А она, дивная, вся розово-перламутровая, тонкая, в чём-то белом и пышном, с волосами боттичеллевской Венеры, с тонкими, обречённо опущенными руками, смотрела на него, как испуганная белочка, и словно звала… Нет, буркутский коньяк совсем неплох, ей-богу! Не останавливаясь, Олег свободной рукой приобнял Асю за талию и увлёк за собой, не отвечая на возмущённые крики мужской общественности.

Глава 10. ЖЖ. Записки записного краеведа. 23 декабря, вечер

«…Я без аппетита поужинал и поднялся к себе. За стеной царило молчание, и это пугало больше всего. Я включил телевизор, пощёлкал пультом, выключил. Пытался писать воспоминания дальше, но вымарал пять длинных абзацев – абсолютное не то.

Сон не идёт. Иногда забываюсь в полубреду, иногда просыпаюсь и маниакально прислушиваюсь к проклятому четвёртому нумеру. Сами знаете, как иногда тошно бывает от бессонницы, какими жуткими мыслями и страхами может наградить она человека с гипертонией и развитым воображением!

Соседка моя вернулась только в четверть первого. И, похоже, сразу же предалась сладкому сну. Я промучился ещё с полчаса. Показалось: что-то отпустило. Глаза слипаются. Выключаю компьютер и ложусь. Будь, что…»