Фонд последней надежды

– Конторы наши могут хоть воевать, но мы-то – простые, брат, люди, ты понял? Всегда договоримся! Я люблю, чтоб напрямую, без этого всякого… Миндальничанья… Тут открытие мирового масштаба. Не знаю, что тебе Иван Алексеич говорил, но тут такие, брат, дела намечаются! Мы с такими данными знаешь, что сможем? Знаешь?! – Зубр наклонился к Олегу и, обдав его кариозной вонью, прошептал: – Мы сможем отследить искривления пространства! Нет, ты понял?!

Олег важно кивнул. «Мужик – больной на всю голову, как ему вилку-то в руки дают, не понимаю…»

Зубр сожрал свою перловку, поскрёб скверно бритый подбородок и ухмыльнулся, наблюдая за Олегом.

– Есть реальные разработки! Миша! Миша, поди сюда!

К ним, косолапя, приблизился парнишка с длинными грязными волосами и бородой. Общий мученический вид придавал ему некоторое сходство с иконописными портретами Спасителя.

– Вот, познакомься. Это товарищ из буркутского Фонда «Ласт хоуп». Ты понял? А это – Михаил – наш инженер-технолог. Мишаня, разъясни товарищу, что нам даст этот объект.

Мишаня возвёл очи горе, страдальчески сдвинул брови (Олег испытал инстинктивное желание перекреститься) и загнусавил речитативом:

– Фактическое содержание элементов в почве, фосфор по Карпинскому, фосфор по Чирикову, иные палеуфологические изыскания экспедиции «Фотон семь» позволяют предположить повышенный фон реактивации ископаемых, что означает степень высокой изоморфности объекта по кривой Газаля-Месеровского…

– Ты проще, Миша, понял? Проще надо быть, и люди к тебе потянутся! – захохотал Ким. – Скажи своими словами.

– Ким Валерьяныч, да что я могу своими словами сказать? – вдруг окрысился Мишаня, теряя библейские мотивы облика. – Это ж в полевых условиях только предположения одни… В лаборатории надо проверить… Программу составить, коэффициенты Гаусса приложить…

– Гаусса он приложит! Я тебе безо всякого Гаусса скажу, что нам это даст! Мы теперь сможем… – Зубр победоносно огляделся, – разработать установку по ускорению физического времени! А? Нет, ты понял?!

– А зачем его, собственно, ускорять? – брякнул Олег.

Ким помрачнел и отодвинулся.

– Ты, Олег Юрьевич, вопросов-то поменьше задавай. Паспорт-то у тебя хоть расейский? Покажь.

Коршунов полез в нагрудный карман и честно продемонстрировал красную книжечку.

– Лады! – Ким вновь рубанул ладонью воздух. – Тогда другой разговор. Ты понимаешь, не доверяю я этим узкоглазым-черножопым… Буркутам всяким, азерам, таджикам этим. Хохлам – между нами – тоже доверять перестал. После газавата ихнего. Мелкая нация. Вся надежда на расейского мужика. – Зубр, как Кинг-Конг, ткнул себя кулаком в грудь. – Ты понял? Значица, так. Время нам, русским людям, позарез ускорить надо. Ты посмотри, что в стране делается?! Сколько ж можно терпеть демократию эту, тудыть-растудыть! Понял? Поскорее бы надо… К светлому будущему… Чтоб человек человеку брат и полный кореш. А как мы, русские люди, упакуемся, переобуемся, так и остальных подтянем. Эх, мы, великороссы, и развернёмся тогда! Всем, главное, всё поровну продавать будем: газ, нефть, солярку там… Секреты научные, открытия, аппараты, рецептуру. Понял? Всем народам. По науке жизнь построим, как нам братья по разуму подскажут. А за ними, Юрьич, не заржавеет – будь спок!

Олег закрыл рот. Да-а-а…

– А метеорит я тебе покажу. Нравишься ты мне почему-то. Но – никаких фотографий, ты понял?!

Коршунов пожал плечами:

– У меня даже мобилы с собой нет.

– Тогда – тем более пошли. – Ким Валерьяныч встал с ящика.

– Я, собственно, и не претендую, – начал, было, Олег, поглядывая на Лидушку, щедро разливавшую добавку.

– Да нет уж. Раз такой разговор у нас с тобой вышел… В кустах не отсидишься. Через пять минут наша смена кончается, – непонятно подытожил Ким.

Олег со вздохом поднялся.

Запахи сырой одежды, портянок, немытого тела, дрянного кофе, собачьей шерсти, недалёкой выгребной ямы и свежей древесины, не смешиваясь, длинными волнами струились над табором Космобратьев. В палатках мелькали слабые отсветы фонариков, пологи колыхались от могучего храпа.

Олег, дыша ртом, поспешил пересечь палаточный городок как можно быстрее. В лесу он, наоборот, сильно отстал от Зубра, который, как опытный лоцман, знал наизусть каждую кочку. Вскоре вышли на обширную, хорошо утоптанную площадку.

– Ну, Юрьич, позырь, брат, сюда! Нигде такого не увидишь, клян даю.

Фонарик Кима осветил небольшое возвышение в центре площадки, напоминающее могильный курган скифского эмбриона. На верхушке кургана, в небольшом углублении возлежал совершенно круглый объект величиной с хороший узбекский арбуз. Олег прищурился и потянулся посмотреть поближе, но Зубр цепко ухватил его за рукав:

– Но-но, Юрьич, не торопись, ты понял?

Зубр резко вскинул руку в неосознанном жесте нацистского приветствия. Из-за холмика выдвинулся кронштейн, что-то громко клацнуло, и на камень упало ярчайшее белое прожекторное пятно. В его свете были видны аспидно-чёрные лакированные бока объекта, покрытые… Иероглифами, что ли, какими-то?

Снова клацнуло, прожектор, провернувшись, пустил мощный пучок света в небо и погас.

– Всё, брат, – посмеивался Ким Валерьяныч, прикуривая необыкновенно вонючую папироску. – Нагляделся? То-то… Дешифровкой вот занимаемся… Малюта-археолог божится, типа – Египет отдыхает, Атлантида – тоже. Соображаешь?! Сколько там информации – зашибись. Оттуда! – он значительно вздёрнул указательный палец. – А сейчас… Готовься к цирку. Смена-то кончилась. Сейчас эти обдолбанные придут, тудыть-растудыть, мама не горюй. Эзотерики… В России они бы у меня уже кровью умылись, ты понял?! А здесь – ничего не можем сделать. Эсэнговье, блин, независимость херова. Вон, гляди… Братья-буркуты.

Люди в чёрных балахонах, зудя монотонные песнопения, медленно просачивались на поляну. В руках у них были стаканы со свечками. Выстроившись вокруг шара, они воткнули стаканы в снег, уморительно подпрыгнули враз и синхронным движением скинули с себя балахоны.

– И что обидно – мы же первые место застолбили! Охотник один, из наших, случайно метеор нашел, не поверишь! Мы с наукой сверились – и будьте-нате! Астрономические данные при нас, ты понял? Время падения – одна тыща шестьдесят шестой год, июнь-месяц, – Зубр принялся загибать пальцы. – Широта, долгота, азимут! Честь честью заяву подали. Пока визы, сборы, туда-сюда, кто-то из ваших, из министерства, этим козлам инфу слил. Приезжаем – а тут такой гавот, ты понял?! Ну не обидно?

В каких-то верёвочных, на манер японских, передниках, с забранными в пучки волосами, босые эзотерики взялись за руки и величаво поплыли в хороводе вокруг шара. Свечки мерцали в стаканах, порождая причудливые тени, страстно сплетавшиеся на снегу.

– Теперь вот по сменам работаем. Как дети, ей-бо… И главное, увезти не дают, суки! Типа – пуповину сакральности перервём. Перервал бы я им! – Ким кровожадно оскалился.

Эзотерики плясали. У мужчин – пивные животики, куцые серые волосёнки на вислых грудях, худые ноги с подагрическими коленями. Разновеликие перси участниц хоровода обернуты нечистыми рушниками, которые так и норовят шаловливо сползти…

Вволю нахороводившись, эзотерики попадали на колени и принялись бить арбузу челом.

– А эту они откуда взяли? В сторонке стоит. Не с ними, что ль?.. Хороша… Прям, Снегурочка! – вдруг сказал Зубр, посвечивая фонариком влево от холма. – Знаешь её? А, это та самая сотрудница, что ли? Которая потерялась? Умеешь ты, Юрьич, персонал подбирать. А что? Я тебя понимаю. Вижу – порода, брат. Настоящая русская девка, кровь с молоком, ты понял? Сибирячка, по всему видно. Нарожает тебе богатырей! Генофонд нам поправлять надо, ты понял? – и он захохотал мелким лающим смехом.

– Ася! – громко сказал Олег и пошёл к ней. Она стояла, прижав руки к груди, и не отрывала от него глаз. Он обнял её крепко-крепко. И увёл в блаженную темноту леса, от всех этих безумцев со свечками и счётчиками Гейгера, прижал к шершавому сосновому стволу и стал целовать.