Фонтенбло

Слухи разрастались наподобие снежного кома. Уж е весь Париж знал, что только одно представление в Фонтенбло на Посольской лестнице обходится государственной казне в несколько тысяч луидоров. Господин д’Арженвиль с упреком заявил: «Благодаря мадам де Помпадур вся Франция пристрастилась к сцене – как принцы крови, так и буржуазное сословие. Спектакли играют даже в монастырях, что не может не сказаться на воспитании детей, многих из которых воспитывали таким образом, будто они избрали целью своей жизни артистическую карьеру. И все же искать в мадам Помпадур источник зла не хочется, хотя большинство историков склонны обвинять эту женщину во всех мыслимых и немыслимых грехах. Что касается театра, то во Франции он существовал и до маркизы, и к тому же пользовался всеобщей любовью. Но с той поры, что бы ни делала королевская фаворитка, ее действия оценивались исключительно с точки зрения неправомерности, а то и прямого вредительства.

Фрагмент балдахина парадной спальни

Оставив театр, мадам де Помпадур занялась архитектурой и много сделала для украшения и преобразования Фонтенбло в новом стиле. Благодаря ей утвердился новый архитектурный стиль, который получил развитие и навсегда связан с именем Людовика XVI. Во времена мадам де Помпадур во французской архитектуре почти нельзя было увидеть характерных признаков барокко и рококо, но маркиза первой поняла, что и внешнее, и внутреннее убранство дворцовых помещений, включая мебель, тяготеет к большей строгости линий и прямым углам. Специально для этого она послала в Италию своего брата Мариньи, чтобы тот не только познакомился с влиятельными итальянскими людьми, но и досконально изучил особенности итальянской классической архитектуры. Она желала, чтобы на смену арабескам и завиткам, листкам акантов пришли листья лавра. К несчастью, маркиза прожила недолго и не успела завершить свои великолепные начинания, возглавить новое направление в искусстве, а после нее бразды правления перешли в руки малообразованной и не отличавшейся большим умом мадам Дю Барри, а потом и королевы Марии – Антуанетты.

А пока вернувшийся из поездки Мариньи стал благодаря маркизе директором дворца в Фонтенбло. Этот человек, которого придворные презирали за его низкое происхождение и при его появлении начинали отпускать шуточки вроде «Вон идет Морской с его лентой голубой», благодаря своей природной честности и упорному труду, сумел навести порядок в запутанных королевских финансах, а некоторые дворцовые коллекции открыл для широкого доступа публики.

Музыкальный салон

Теперь, когда ее брат был пристроен, мысли маркизы больше всего занимали ее отец, господин де Пуассон, и дочь Александрина. Сельский помещик господин де Пуассон, которого она старалась порадовать, чем могла, и писала ему бесчисленные трогательные письма, и любимая дочурка были для мадам де Помпадур светом в окне. Отца она видела редко, он приезжал в Фонтенбло только в такие дни, когда его дочь участвовала в очередном спектакле, – просто полюбоваться на нее. Дочку маркиза называла Фан-фан. Она была для матери самым очаровательным и прелестным существом, когда-либо рождавшимся на свет, и эта любовь сквозит в каждой строчке ее писем из Фонтенбло к отцу:

«Сегодня со мной Фан-фан – мы вместе обедали. Она в порядке. К тому, что я тебе уже говорила, добавить нечего; здесь я беднее, чем тогда, когда жила в Париже… Если бы я хотела быть богатой, деньги, которые уходят на все эти вещи (мебель, книги, картины, скульптуры, которыми мадам де Помпадур украшала Фонтенбло – прим. авт.), могли бы приносить мне солидный доход, но я этого никогда не хотела. Я не позволю судьбе сделать меня несчастной – обидеть меня можно только через чувства…»

«Ты прав, что так редко навещаешь меня в Фонтенбло. Если бы ты знал его лучше, то еще больше невзлюбил бы его».

Мадам де Помпадур терпела пребывание в Фонтенбло исключительно из-за огромной любви к Людовику. Ее часто обижали, и подчас даже сам венценосный любовник, когда был не в духе, особенно не стеснялся в выражениях, не задумываясь о том, как больно это может ранить женщину, самоотверженно любящую его. Так, однажды внимание маркизы привлекли дети, увлеченные бриошами, – восьмилетняя Александрина и одиннадцатилетний demi-Луи (batard Людовика XV и мадам де Вантимиль). Неосмотрительно она привела короля, явно пребывавшего не в лучшем расположении духа, взглянуть на двух маленьких очаровательных ангелочков.

– Посмотрите, как хорош этот маленький мальчик! – воскликнула маркиза.

– И что с того? – буркнул Людовик.

– Но ведь он – точная копия своего отца! – продолжала маркиза, не чувствуя, что надвигается буря.

Людовик помрачнел и процедил сквозь зубы:

– Да что вы, мадам? Неужели? А я-то и понятия не имел, что у вас были настолько теплые отношения с господином де Вантимилем.

Ответ был очень резким, но маркиза все же решила продолжить разговор, невзирая на то, что с ее стороны это выглядело более чем опрометчиво. Опустив глаза и не смея взглянуть в лицо обожаемому королю, она пролепетала: