Фора хочет жить

- Вы правы, мой друг. Войны нет уже более двух сот лет. Как и нет свободы. – добродушно улыбнулся старец. – А Бог, так возлюбив детей своих, что дал им полную свободу. Ущемление же любви и свободы, я имею в виду свободы выбора действий, принятие решений, не говоря о противоестественной смерти, есть ничто иное, как игра в Бога. И мир ли это? Нет, мой друг. Это та же самая война, то же преступление против человечества, которой упиваются сильные мира сего на протяжении всей истории. Только подана она, как впрочем, и всегда под искаженной добродетелью. Тот мир, в котором мы живем сейчас не меньшее зло, чем сотни лет назад. Поверьте мне, мой друг.

- Я с вами не согласен. – сухо пробормотал Фора.

- Это ваше право. Я лишь говорю вам о том, что убивать за слова Любовь и Бог, в меньшей степени ненормально.

- Они говорят, что без любви и веры в Бога, человеком легче управлять. - по комнате полился сочный низкий голос бородатого мужчины. – Но, если они так боятся любви, почему они не внесли в кодировку запрещенные и более страшные слова, такие как смерть, ненависть, война, зависть, убийство? Это не удачная и весьма хитрая система правления. Односторонняя я бы сказал. Но мы полностью понять ее не в силах. Да и не зачем нам печься по замыслам чужих. Наша задача сохранить веру, ради спасения сердец ныне живущих.

- Какой прок от вашего убежища? – ухмыльнулся Фора не обращая внимания на осуждающий взгляд своей спутницы жизни. – Мне кажется, чтобы жить не обязательно на каждом углу выкрикивать запрещенное имя или как оглашенный твердить о своих чувствах. Простите, но то, что я испытываю к своей женщине, мне не обязательно облекать в слова. Это просто сочетание звуков и не более того! Я же могу делами подтвердить свое отношение к ней!

- Все ты верно говоришь, друг мой. – отозвался старец. - Но суть не в возможности произносить или молчать. Мы не согласны с тем, что за такое простое и безобидное, важное и справедливое людей убивают. Как ты относишься к этому? Почему, человек, который просто желает возблагодарить Бога за прожитый день или помолиться Всевышнему о тяжбах своих не может сделать этого, ибо обречен на смерть?

- Я не думаю об этом вообще. Я просто живу и мирюсь с тем, что происходит с нами в данный момент. Я живу здесь и сейчас. Только и всего. Я родился и продолжаю быть. А почему и что с этой системой делать, не моего уровня задача. Я рад тому, что имею и собираюсь максимально долго быть с той, которую выбрал и получил. – Фора крепко сжал ладонь Рагнхилдер, которая выглядела странно. Ее мятного цвета глаза были полны слез, она дышала часто и молчала, периодически переводя взгляд со старца на партнера, осторожно рассматривая молчаливого худого бритого наголо человека в оранжевых одеждах, избегая напрямую смотреть на высокого бородатого мужчину в белом.

- Похвальное смирение. И это твой выбор. Нормальное и естественное желание жить. – густой голос имама снова заполнил комнату. – Не ты к нам пришел, но твоя женщина. Чего желает душа спутницы твоей? – бородатый мужчина обратился к Рагнхилдер, которая вздрогнула, не ожидая прямого обращения особенно со стороны пугающего ее мужчины.

- Вы слышали о зарождающемся движении? – робко спросила женщина.

- Это печалит наши сердца не меньше чем отсутствие Бога в ваших жизнях. – слабым голосом вдруг отозвался человек в оранжевых одеждах. – Братья мои не верят в перерождения. Однако это не мешает нам быть едиными в молитвах наших. Есть общая печаль и забота для нас – души людей, что во тьме. Но, что будет с теми, кто во имя очередной революции падет жертвой суицида? – в шершавых пальцах монаха постукивали четки, он так же сидел на полу, выпрямив спину, а его босые ноги были хитро сплетены меж собой. Монах слабо улыбнулся и продолжил. – Нет ничего священного в самоубийстве, даже во имя свободы. Не мы призываем к смерти, но люди выбирают свой путь…Если они думают, что иного пути для спасения нет, мы будем молиться о душах их пока остаются в нас силы.