Форгс. Портрет из гвоздей

      Сам Моррис был одет с иголочки, в черный смокинг и белую рубашку, не застегнутый на две верхних пуговицы. Данетт не могла не отметить, что в таком виде он чертовски хорош. Она смотрела на него любуясь, а он любовался ею. И Нетти, и Рей понимали, что пялятся друг на друга, но не могли отвести взгляд.

– Глазеть на меня не выше ли вашего достоинства? – усмехнулся Эдриан.

– Боже, Рей, не начинай! Может, поговорим о твоем волнении? – сев в кресло, предложила девушка.

– О моем волнение? А не лучше ли о твоем взгляде, обращенном ко мне?

– У меня обычный взгляд.

– Мы договорились, что наш спор будет честным. Как я могу выиграть, если ты не признаешься, что я тебе нравлюсь?

– Ты как бесил меня, так и бесишь, Эдриан, – резонно ответила Нетт. – А что, если ты влюбишься в меня?

– Я? Я никогда ни в кого не влюбляюсь.

– Тебя послушать, так ты вообще бесчувственный. Но если за тобой понаблюдать, уверишься совершенно в обратном. Я видела, как ты метался по гримерке, волнуясь. Не отнекивайся.

– Ого, Нетт, да это прорыв. Решила за мной наблюдать? – начал он в своей высокомерной манере, не скрывая нотки издевки. Но даже у такого «эгоиста», могут сдать нервы. – Да, я очень волнуюсь. Никогда не выступал на сцене, – признался Рей, садясь на диван рядом с креслом, в котором откинулась Коллинз.

– Это пройдет. Я тоже волновалась жутко, но меня поддержали близкие люди, и волнение улетучилось.

– По-твоему меня может подбодрить отец? Или Николас? Может качки? – грустно усмехнулся Эдриан. Нетти впервые видела его таким… настоящим. Даже случай на первой репетиции по вокалу не сравнится с глубокой искренностью, которая, читалась на лице Рея сейчас.

– Ну… – протянула Нетт, пересев на диван. – Тебя подбодрить могу я.

– Ты? – улыбнулся Моррис. – Попробуй.

– Рей, не стоит волноваться. Нужно верить в себя и все получится. В любом деле появляются трудности, но их нужно преодолеть. Это небольшой шажок, но, выступая на сцене, ты открываешься своим зрителям, показываешь себя настоящего. Возможно после такой терапии ты сможешь кому-нибудь довериться и перестанешь отгораживаться ото всех, как от врагов. Не все люди плохие и стремятся делать тебе больно. Например, я вообще не умею обижать людей, как ты знаешь. Надеюсь, что вскоре ты встретишь достоянного, кто не будет вызывать у тебя паранойю. Я не знаю, что ты пережил за семнадцать лет, почему стал так жесток к себе и окружающим, но уверена, что на это есть обоснованные причины. Еще месяц назад я была убеждена, что ты просто бессердечный псих, у которого нет шансов на спасение, но, сидя с тобой сейчас на этом старом диване, я понимаю, как ошибалась. Однажды Ник мне сказал, что ты хороший человек, а я лишь посмеялась в голове. Теперь не смеюсь.

– Ого, я просил подбодрить меня, а не провести психологический анализ. У тебя сложилось интересное мнение обо мне. Даже не знаю правдивое оно      или я все-таки бездушный дурак с завышенным самомнением, которому на всех плевать? Подумай об этом на досуге, Нетти.

Актовый зал был полон народу, ибо не только день рождения мэра движило ими, но и обязанность попрощаться с прекрасным юношей, звездой школьной сборной и милой доброй учительницей. Два невинных существа покинули форгсцев. Но за что они попали в руки убийце? Мэр Тэмми понимала, что ее город в опасности и боялась самого страшного – самоуправства. Поэтому, даже перед концертом в собственную честь, она выступила с речью:

– Уважаемые жители Форгса! – молвила она, стоя на сцене актового зала. – Я много раз вам твердила и скажу вновь, что ваша безопасность и безопасность детей превыше всего. Убийца будет пойман в ближайшие сроки, но мы должны быть честными и сплоченными. Любая известная вам информация должна быть известна мне и мистеру Паркинсону…

– Ну, конечно! – хмыкнула в полголоса Анабель. – А вроде бы взрослые люди.

– …Но мы не должны отказывать себе в малейших развлечениях, чтобы злодей ликовал, видя нас подавленными, поэтому сегодняшний концерт состоится в память об Элтоне Смита и Элле Альбертсон, которые были неотъемлемой частью школы «Делли-Форгс», но которые больше никогда не переступят ее порог. Эти двое молодых и жизнерадостных человека явно заслуживали куда большего, и я соболезную от всего сердца их родным. Долгие годы Форгсу ничего не угрожало и, уверяю вас, поймав убийцу, мы обеспечим себе спокойствие на долгие годы…

      Джек Моррис мерил шагами кабинет своего дома, кипя от злости. Он курил по привычке сигару, но оттого, что он яро жестикулировал руками, она потухла и лишь бесполезно тлела, разнося по дому запах дорогого табака. Его туфли при ходьбе отбивали похоронный марш, соответствуя мрачному настроению. Рубашка давно выбралась из оков брюк и ремня и надувалась, как парашют, шевелила галстук, будто маятник. Если бы враг или конкурент Джека застал его в таком виде, то слег бы с горячкой, предварительно отдав ему все деньги и недвижимость.

– Убью! Попытаться разорить меня? Морриса? Никогда! Не в этой жизни! Думает, он лучше всех? Неужели? Раз ему можно все, значит и мне тоже! – восклицал он.