Формалин (СИ)

После аварии, кстати, интернет-активность Эмили практически полностью сошла на нет. Пропали даже репосты про коал. Понятно, что сразу после катастрофы ей было не до этого. Первый пост, сухим протокольным языком извещавший о случившемся, появился почти через два месяца. В комменты ей накидали, как водится, традиционных слов (а еще больше смайликов) сочувствия, пожеланий «держаться» и «выздоравливать» (она оставила все эти пожелания без ответа). Затем — только несколько постов с поздравительными картинками (естественно, взятыми откуда-то из интернета) к американским праздникам (включая пошлые сердечки к Дню святого Валентина, заставившие меня брезгливо поморщиться), одинокий пресс-релиз, скопированный с официального аккаунта компании ее отца (до этого Эмили совершенно не интересовалась отцовским бизнесом, во всяком случае, ни разу не писала об этом — но и этот репост остался единственным) и несколько фото в инстаграме, изображающие одинокую улыбающуюся Эмили на фоне заката над океаном, залитых солнцем прибрежных дюн, поросших соснами скал и интерьеров ее калифорнийского дома. Дом, кстати — вместе со всем своим окружением — был как раз такой «роскошной трехэтажной виллой на берегу океана», о какой, не сговариваясь, мечтали сперва моя мать, а потом и Хуан, и мне как-то даже страшно было поверить, что это больше не мечты и не сказки, что теперь он — мой, и уже скоро я войду в него, как хозяйка. Но эти фотки — как, по крайней мере, мне представлялось — делались не с целью похвастать своим богатством, а с целью показать «со мной все в порядке, и отстаньте от меня все». Не берусь судить, насколько искренней на них была улыбка — на первый взгляд Эмили действительно выглядела довольной жизнью, но я помнила слова Моррингтона, что после аварии она начала пить и курить, да и ее практически прекратившееся общение в сети (комментов под постами былых подруг она уже тоже не оставляла) наводило на мысль о затяжной депрессии (хотя я, разумеется, не психиатр). Я внимательно рассматривала эти фото, пытаясь понять, были ли это селфи, или все-таки существовал еще один человек, который снимал. Некоторые из них, во всяком случае, явно были сняты с расстояния в пару метров — но это ничего не доказывало, можно ведь снимать с задержкой со штатива. Но ни тени, ни второй цепочки следов на песке, ни иных признаков этого другого человека я так и не нашла. Похоже было, что после аварии и гибели отца Эмили и впрямь замкнулась в одиночестве — что меня, понятно, более чем устраивало. Чем с меньшим числом людей из прежней жизни Эмили мне придется иметь дело, тем лучше.

Исследовала я также почтовый ящик Эмили (с логином у меня не было никаких проблем, как и в соцсетях — в былые времена потребовалось бы знать все ее пароли, но ныне, когда все эти идиоты, ответственные за кибербезопасность, считают, что биометрика намного надежней, отпечаток пальца открывал передо мной все двери). Но ящик оказался практически пустым, если не считать автоматических сообщений, нападавших со времени прибытия Эмили в клинику. В основном это были уведомления о ее финансовых делах. «Дорогая мисс Харбингер, на ваш счет начислено… Дорогая мисс Харбингер, ваш платеж назначен на… С вашего счета списано… Ваш платеж получен, спасибо». Всем этим — начислением дивидендов и оплатой счетов — занимались роботы. Вмешательство не требовалось, и, насколько я поняла, Эмили по-прежнему не занималась делами компании своего отца. Других писем в ящике не было, ни входящих, ни исходящих — видимо, она удаляла их после прочтения или отправки. Полезная, кстати, привычка, я даже не ожидала такой от читательницы книг про единорогов (или эльфов, какая разница).

Что касается самих банковских счетов Эмили, то доступ к ним я, понятно, проверила в первую очередь. Проблем с этим тоже не возникло, но цифры оказались разочаровывающими. Однако Моррингтон объяснил мне, что большинство богатых людей держит на текущих счетах лишь «жалкие тысячи», а основные средства «инвестируют на фондовом рынке, в частности, через индексные фонды». Для меня это все был темный лес, но компания Реджинальда Харбингера как раз и занималась компьютерной оптимизацией подобных инвестиций, и уж он-то позаботился, чтобы средства его дочери были вложены наилучшим образом, так что вмешиваться в работу умных компьютеров не было никакой нужды. Как говорил Хуан, никогда не чини то, что работает. Хотя для того, чтобы расплатиться с Моррингтоном, мне нужно было вывести средства из этих фондов, но он не требовал, чтобы я сделала это прямо сейчас. Он, разумеется, понимал, что мне тоже нужны гарантии — сперва я должна благополучно добраться до моего нового дома в Калифорнии. Не в нашей Калифорнии, а в ихней Калифорнии — которая, однако, теперь становилась для меня нашей.