Ну… У моей хасмалской ссылки имелось одно несомненное достоинство: Тевинтер был рядом, и совсем не сложно было заказать контрабандистам книги оттуда. Разумеется, тевинтерские маги и священнослужители имели свою точку зрения на события, как нынешние, так и тысячелетней давности, но тем любопытнее было сравнивать имперскую и андрастианскую точки зрения.
Говорить это жрице, даже благоразумной и вроде бы терпимой к магам, я всё же не стала.
— О нём, святая мать, — сказала я. — И о его адептах. У всего есть причины, и всегда есть тот, кто либо сам замешан в происходящем, либо старается как-то использовать его в собственных целях. Война магов и храмовников, война последователей Селины и Гаспара, война на Сегероне, секты в Тевинтере, поклоняющиеся древним магистрам и бредящие о возврате былого величия… Но это, конечно, звучит не так внушительно и красиво, как беды и горести, коим Создатель подверг своих детей, дабы испытать их веру.
— И вы считаете, что нужно лишь разыскать виновника и покарать его?
«Да уж точно не разбивать лбы перед равнодушными статуями», — подумала я. Вслух же сказала:
— Я временами до тошноты рассудочна и последовательна, святая мать. Если я знаю, что кто-то отравлен, я дам пострадавшему безоар, а потом постараюсь либо подобрать противоядие, если ещё не поздно, либо облегчить состояние, если помочь уже не могу. Помолиться я тоже не забуду, но Создатель один на всех и вряд ли услышит мою просьбу. Так что придётся, в основном, рассчитывать на свои знания и умения. Простите, если задела ваши чувства.
— Не задели, — та покачала головой в высоком уборе. — Я тоже полагаю, что Создатель благословляет тех, кто действительно помогает ближним, а не отделывается словами о Его милосердии и своём служении Ему. И всё же не ожесточайтесь сердцем, дитя моё. Помните, рассвет придёт.
— Придёт, — кивнула я. — Но пока солнце не встало, я предпочту зажечь факел или развести костёр, а не сидеть в потёмках.
«Всё же, — слегка меланхолично думала я, выходя из часовни, — не люблю я ни Церковь, ни её служителей, даже таких, как эта матушка. И вовсе не за то, что нас заперли в Кругах, а за то, что они учат верить, будто рассвет сам придёт в своё время, вместо того, чтобы призвать развести огонь».
В общем, как это ни прискорбно, ноги сами принесли меня из часовни в таверну. Продать было нечего, клянчить у кого-нибудь кружечку — ниже моего достоинства, но кто действительно чего-то хочет, тот ищет возможности сделать, а не причины не делать. Так что в ответ на вопрос гнома за стойкой, чего сударыня желает, сударыня ответила, что желает помыть посуду. Или овощи почистить. И даже потом их нарезать. Словом, отработать стоимость бутылки бренди.
— А не много будет — бутылки? — поинтересовался гном.
— Пф-ф, — сказала я. — Я алхимик, сударь. Я привыкла к пойлу покрепче бренди. Правда, — пришлось признать, — пить мне уже давненько не доводилось, могла растерять навык.
Хозяин таверны заинтересованно уставился на мои руки. Ох, руки у меня были совсем не мажеские — обожжённые, много раз порезанные, в жёлтых пятнах всяческой едкой дряни, от которой даже перчатки из толстой кожи не всегда могут защитить. Это приличные магессы вроде Маргариты, пока была такая возможность, тщательно втирали в кожу рук целебное масло и надевали на ночь тонкие перчатки, чтобы мазь как следует впиталась и размягчила оставленные посохом мозоли на ладонях. А моим рукам уже ничто не могло придать холеный вид, даже если бы я этого захотела. Только вот когда мне было заниматься такой ерундой? Работать надо. И именно руками.
— Алхимик, — протянул гном с непонятным выражением. — И не королевский травник вроде господина аптекаря, да? Давайте, сударыня, я вам налью стаканчик за счёт заведения, а потом мы с вами как-нибудь обсудим одно взаимовыгодное дельце.
— Поддельный антиванский бренди? — хмыкнула я, без труда сообразив, зачем трактирщику нужен алхимик. — Скажу не хвастаясь, сударь, мой был лучше настоящего.
Тот одобрительно прищёлкнул языком и налил мне почти полстакана, достав бутылку откуда-то из-под своей стойки, а потом быстро сунув её туда же.
— Вишанте каффас!