Формула яда

В большом, просторном подземелье под собором святого Юра снова стало людно. Яркие карбидные лампы давали вполне достаточно света. Ящики с оружием и продуктами были расставлены вдоль стен. Чтобы сократить длинный, кружной путь по грязным коллекторам и каналам, Голуб и его друзья с помощью садовника митрополита пробили дополнительный выход из подземелья в глухой, заросший колючим одичавшим крыжовником, запущенный конец монастырского сада. Вряд ли можно было подумать, что под кучей поломанных тачек и носилок находится хорошо замаскированный вход в подземелье. Вот этим-то ходом на следующий же вечер после побега военнопленных Цимбалистая и Голуб привели под собор святого Юра Иванну.

Вместе с Юлькой Иванна перевязывала раненых свежими бинтами, отдирая грязные лохмотья и швыряя их в канализацию, где эти обрывки окровавленной материи забирала быстрая вода.

— Попить, сестрица,— попросил истощенный донельзя раненый.

— Потерпите малость! — сказала Юля, прислушиваясь к визгу ручного сверла в соседнем отсеке.

Она прошла туда и увидела, как пограничник Банелин, держа над головой в вытянутых руках ручную дрель, сверлит проходящую в каменной кладке чугунную трубу.

— Скоро, товарищи? — спросила Юля.— Больным необходима вода: все, что принесли в флягах,— выпито.

— Давай-ка я посверлю,— сказал друг Банелина Бойко, приподнимаясь на цыпочки. В его руках сверло завертелось быстрее.

Обращаясь к Юльке, Банелин спросил:

— Подружка-то небось перепугалась вчера, когда арестовывать ее пришли?

— Вчера перепугалась, а сегодня отошла,— сказала Юлька.

— Вода! — закричал Бойко.— Вода!

Он выхватил из трубы сверло, и оттуда, искрясь в свете карбидной лампы, вырвалась тонкая, но сильная струя свежей и чистой воды.

Все, кто в состоянии был передвигаться, схватили пустые котелки, консервные банки, бутылки и стали подставлять их под струю.

Спустя несколько часов в подземелье шумно гудели примусы. На них подогревалась в ведрах и банках вода для раненых.

Когда Голуб вернулся с воли, Бойко торжественно протянул ему, как бесценный дар, консервную банку, полную воды. Голуб, утомленный блужданиями по городу, жадно пил. Капли воды стекали на его волосатую седую грудь, на брезентовые шаровары.

— Знатная вода! Уф! — похвалил Голуб.— Молодцы хлопцы, что добыли. Теперь мы заживем. Харчей в достатке, огонь есть, вода тоже — чего еще человеку надо?

— А товарища Садаклия все нет и нет! — с тревогой сказал Банелин.— Не стряслось ли с ним чего?.. Хотя постойте, кто-то, кажется, пришел!

Он встал и пошел к выходу. Через минуту вернулся вместе с Садаклием, одетым в штатский костюм. Серая фетровая шляпа сильно изменила его.

— На похоронах задержался,— сказал Садаклий.— Пришлось поплакать немного!

— Кого хоронили? — спросил Журженко.

— Полицаев, что подорвались на подарках Панаса Степановича в подвале на улице Богуславского.

— Правда, Тимофей Романович? — обрадовался Голуб.

— Один на месте угас сразу — сотник полиции Зенон Верхола. Старый немецкий агент. А двое в больнице богу душу отдали. Катабасов, катабасов пришло отпевать их на Лычаковское кладбище — туча! Как воронье слетелись. На одного убитого по четыре попа, не меньше. Сам архиепископ речь говорил.

— Архиепископ? — удивился Банелин.

Голуб посмотрел на него умными, с хитринкой глазами:

— Ты, наверное, Банелин, на своем веку там, в Сибири, еще ни одного живого архиепископа не видел. А я-то их здесь насмотрелся.— Он показал пальцем в потолок подземелья.— Там вместе с архиепископом Иосифом Сли-пым митрополиту помогают управлять попами епископы Иван Бучко, Никита Будка, Николай Чарнецкий, в Перемышле — Иосафат Коцыловский и Григорий Лакота, в Станиславе — Григорий Хомышин и Иван Лятишевский...

— Ого, сколько их! — протянул Банелин.

— Сила. Черная, страшная сила,— заметил Садаклий.— Так сказать, начсостав, командиры митрополита. Для них убитые полицаи — большая потеря.

— Недаром наша пословица говорит: «Полицай стреляет, а бог пули носит»,— сказал Голуб.

— Как же они толкуют эту потерю? —> спросил Журженко.

— Как толкуют? — повторил Садаклий.— Плакались все: погибли самые лучшие, самые отважные сыны национализма от рук жидов и коммунистов. Так, впрочем, было написано на венке митрополита. Повсюду по городу объявления расклеены — гончие листы: кто укажет, где беглецы скрываются, сразу на руки получает пять литров водки, продукты разные и двадцать тысяч марок наличными.

— Дорого нас оценили! — засмеялся Банелин.

«Рота присяги»

Митрополит Шептицкий, принимавший в розовых покоях, залитых солнечным светом, штурмбанфюрера Дитца, и не подозревал, что в это же самое время внизу его гостеприимством пользуются совсем другие «гости».

Хозяин и Дитц расположились у инкрустированного столика, на котором высилась оплетенная соломкой бутылка французского коньяка «Мартель», а в маленьких чашечках дымился черный густой кофе.