Формула яда

Теряясь в догадках, все еще не понимая, к чему ведет допрос, Ставничий сказал неуверенно:

— Возможны, но нежелательны...

— Не могли бы вы привести примеры подобных нежелательных явлений из жизни собственного деканата?

— Простите, я не понимаю!

— Где ваша дочь, отец Теодозий? — Иван Бучко повысил голос.

— По совету его эксцеленции я оставил...

— Его эксцеленция здесь ни при чем! — выкрикнул Бучко.— И вы его сюда не приплетайте. Отвечайте прямо: где ваша дочь?

— Она пребывала в монастыре игуменьи Веры, но после той ночи, как за ней по недоразумению пришли полицаи, испугавшись, бежала.

— Почему же она бежала? Очевидно, чувствовала какую-то вину перед немецкими властями, не так ли?

— Этого я не знаю,— Ставничий развел руками.— Но думаю, что все это чистейшее недоразумение.

— Вы думаете одно, а факты говорят другое! — сказал Бучко.— Ваша дочь, дочь священника, пастыря Христова, связалась с безбожниками, которые в свое время жестоко преследовали нашу церковь. И не только связалась, но и деянием своим помогла этим антихристам уйти из-под стражи. Вот что сделала ваша дочь, отец Теодозий! — И епископ обвел всех членов консистории гневным взглядом.

— Я понятия не имею об этом,— проронил Ставничий.

— Где сейчас Иванна? — спросил Кадочный.

— Она... Я не знаю точно... Я получил от нее письмо...— пробормотал Ставничий.

— Что она пишет? Говорите правду! — визгливо выкрикнул Бучко и потер оплывший глаз.

— Она пишет... Несколько загадочно... Что находится у хороших людей... Она пишет, что, поскольку ей угрожает полиция, лучше ей на время пребывать в неизвестности. Просит не беспокоиться о ее судьбе...

— Ясно всем? — торжествующе сказал Бучко.— Эти «хорошие люди» превращали храмы божии в колхозные конюшни, бражничали в них, как в последней траттории, поминая имя господа бога нашего всуе, пороча его где только можно, а отец Теодозий послал теперь чадо свое к этим безбожникам на воспитание!

— Ваше преосвященство... Объясните, ради бога! — взмолился Ставничий.

— Вы должны нам объяснить... Вы... Понимаете? — закричал Бучко.— Как это могло случиться, что единственная дочь пастыря божьего, призванного воспитывать прихожан, и прежде всего молодежь, в христианском смирении, попала к нечестивцам, хулящим бога и святую церковь? Мы вправе только за одно это лишить вас сана... Идите!

Совет митрополита

Когда растерянный, запуганный криком епископа и тягостной, удручающей обстановкой церковного судилища отец Теодозий вышел в приемную, к нему приблизился келейник Арсений и с показным сочувствием тихо сказал:

— Его эксцеленция митрополит Андрей хотел бы вас видеть сейчас...

После визгливого крика епископа Бучко мягкий голос митрополита показался Ставничему особенно ласковым, задушевным.

— Отец Теодозий,— говорил митрополит,— принимая деканат в Тулиголовах, вы дали мне лично обещание в послушании и верности и высказали безусловную готовность сообщать все сведения о ереси, которая заползет в души прихожан. Вы это помните?

— Помню, ваша эксцеленция! — Ставничий опустил голову.

— Почему же о ереси, что свила себе гнездо в вашей собственной семье, я узнаю окольными путями, от людей светских, друзей нашей церкви? Почему вы, старый солдат армии Христовой, почти мой ровесник, не пришли ко мне своевременно, не покаялись? Разве я не смог бы разрешить ваши колебания? Разве я когда-нибудь плохо к вам относился? Были у вас основания чуждаться моего совета?

— Господи! — горячо откликнулся Ставничий.

— Вы понимаете, какую тень бросает вся эта печальная история на вас, на меня, крестного отца вашей дочери, на всю нашу греко-католическую церковь?

— Но ведь я узнал о том, что Иванна убежала из монастыря, когда все это уже свершилось, ваша эксцеленция!

— Хорошо, но почему же она пренебрегла отцовским домом? Может, вы были в сговоре с ней? — и митрополит пытливо взглянул на священника.

— Что вы, ваша эксцеленция!

— Дело сейчас не столько в ее побеге, сколько в том, где она находится. И вы, ее отец, обязаны — Христом-богом заклинаю вас! — обязаны найти дочь, пока не поздно. Это позор! Вы понимаете — позор! Дочь такого уважаемого священника, моя крестница... О боже! Роману Герете я уже послал вызов с фронта...

— Спасибо, ваша эксцеленция!

— Вы благодарите меня, говорите «спасибо»! А сознаете ли вы, что любой другой иерарх на моем месте немедленно бы лишил вас сана?

— Конечно... Ваша доброта...

Митрополит прервал Ставничего:

— А если так, то я вас прошу — разыщите дочь и вызовите ее к себе. Чтобы это было удобнее вам сделать, я поселю вас в монастыре отцов студитов в Кривчицах.

— С ней ничего дурного не станется, ваша эксцеленция?

— Именно от этого дурного я и хочу предостеречь ее, пока не поздно!

— Как же мне поступать дальше? Где я ее найду? Я совершенно теряюсь, ваша эксцеленция!

— Давайте подумаем вместе! — промолвил Шептицкий, постукивая толстым пальцем по инкрустированной поверхности резного столика.— Бог да поможет нам!

Под землёй светлее