Формула-О (СИ)

— Наследственный тоже, но если семья Ифаня перестанет справляться со своими обязанностями, титула их и лишить могут.

— А тебя?

— А вот уж дудки. В моём случае это не работает, потому что мой титул — признание родства с Императором. И всё. Лишиться титула в моём случае никак, что бы я там себе ни натворил. И даже будь я последней скотиной и сто раз преступником как в Империи, так и за её пределами, в моём случае все подданные Антарес всё равно обязаны соблюдать положенный церемониал и выказывать почтение особе, в жилах которой течёт та же кровь, что и в жилах Императора. Пусть и изрядно разбавленная.

— Мрак, — поразмыслив, подытожил Хань.

— Полагаю, все прочие думают так же, — развеселился Чонин и вытащил из сумки длинный меч в богатых ножнах.

— Это ещё что такое? — Хань с возмущением потыкал пальцем в сторону оружия. — Мне тоже придётся нацепить похожую игрушку?

— Разбежался. Тебе в присутствии Императора даже игрушечное оружие нацепить не позволят. А это — семейная реликвия. Положено таскать её на мероприятия такого рода, потому что моя семья относится к военным. Отец занимает высокий пост в военном комитете, что тоже не добавляет энтузиазма прочим ноблям.

— У тебя тоже военный пост есть какой-нибудь?

— Пока нет. Я просто в авиации числюсь. Вот в случае войны расклад будет другим.

— О Господи… — Хань рухнул на кушетку и притворился трупиком. — Можно мне в этом больше не разбираться?

— Сдаёшься, да?

— Вот ещё… А что мне делать во время всего этого священнодействия по встрече с Императором?

— Помалкивать. Пока что. И держаться поближе ко мне или к Ифаню.

— Очаровательные инструкции.

— Не волнуйся, тебе понравится, — неожиданно широко улыбнулся Чонин.

— Что-то я сильно в этом сомневаюсь.

— Это ты зря. Финал этого мероприятия ты никогда в жизни не забудешь — это я тебе гарантирую.

Хань насторожился и сел на кушетке, внимательно вгляделся в лицо Чонина и забеспокоился.

— А что будет в финале?

— Сам узнаешь. Когда придёт время.

— Вы опять что-то придумали с Ифанем?

— Увы, я придумал это сам, так что — ш-ш-ш! Если Ифань узнает, такое будет…

— Погоди! — Хань сполз с кушетки и подобрался к Чонину. — Что ты собираешься сделать?

— Не скажу. Уймись. Просто расслабься…

— …и получай удовольствие? — возмущённо прошипел Хань. — Во время прогулки по минному полю? Я же ни черта не знаю!

— Тебе и не надо. Какой с тебя спрос? Ты же не местный.

— Можно подумать, меня это спасёт, если я сяду в лужу!

— А ты не садись в лужи — это скучно.

Но скучно Ханю стало, когда в дверь постучала толпа народа и взялась за него с азартом. Его опутали измерительными лентами, взвесили, обмазали всякой дрянью, подстригли, заставили перебрать огромный гардероб и затеяли грандиозный спор на тему цветов, в каких ему следовало предстать перед Его Величеством. Тут трудность заключалась в его положении. Если бы они с Чонином состояли в браке, то его обрядили бы в цвета Чонина — и делу конец. Но Хань не мог похвастать отметкой в документах о браке, а собственных цветов у него не было.

Чонин бесстыже угорал во время всей это процедуры. Особенно сильные приступы хохота у него случались во время бурных протестов Ханя надеть то или это, или же по поводу цветов, которые Ханю не нравились.

— Белый или серебристо-серый подойдут вполне, — наконец соизволил прекратить бойню за цвета Чонин.

— А у тебя какие? — с подозрением посмотрел на него Хань, мастерски игнорируя типа с розовым шарфиком. Тип отчаянно пытался завязать розовую пакость на шее Ханя бантиком.

— Чёрный с серебром, так что ты будешь в тему, — быстро ответил Чонин и свалился на кушетку, продолжая ржать под прикрытием пуфика.

— Я тебе это потом вспомню…

— Не сомневаюсь… ха-ха-ха!

— Заткнись! — зашипел довёденный до белого каления Хань, чем спровоцировал новый взрыв хохота. — Да уберите эту розовую дрянь!

— Но вам так к лицу, и освежает…

— А я не хочу быть свежим!

Чонин уже подвывал от безудержного веселья и катался по кушетке с пуфиком в обнимку. И присутствие слуг его совершенно не смущало. Впрочем, Хань уже отмечал это не раз: Чонин никогда не вёл себя в присутствии слуг так, как вёл бы себя в присутствии иных людей.

— Слуги любят чесать языками, но делают они это только в своём кругу. И никогда не станут болтать об этом при чужих слугах или посторонних. Слуги каждого хозяина — это как маленький замкнутый мирок, куда заказан путь чужим. Я не считаю их “вещами”, просто знаю, как это работает. Немного похоже на врачей. Ты же не воспримешь как личное оскорбление, если хирург увидит тебя голым, например.