Формула-О (СИ)

— Вот именно! А то по ним ничего не видно, да? Даже табличку «Они предавались разврату» не нужно вешать, — сердито пробурчал себе под нос Ифань. Но постарался пробурчать так, чтобы его услышали все. И Хань ума не мог приложить, как Ифань умудрился различить на его шее засосы, ведь те почти сошли и не бросались в глаза.

— В самом деле? — тихо спросили незнакомым голосом.

На канале связи тут же воцарилась гробовая тишина. Тао и Хань натужно соображали, кто бы это мог быть.

— Привет, — спустя пару долгих минут пробормотал Чонин. — Откуда и какими судьбами?

— Мы с Каем к тебе в гости. Если ты не против, конечно.

— Конечно, нет. Для тебя дом открыт всегда, ты же знаешь.

— Привет, Шунь, — буркнул Ифань, прояснив тем самым ситуацию.

Тао едва слышно выдал короткое, но жутко нецензурное словечко, выступавшее в роли весьма уместного междометия.

— Ладно, что там с гонкой? Чонин, ты не летишь?

— Было бы здорово, тогда у нас хоть не возникнет новый комплекс неполноценности.

— Нет уж, лечу, — обломал всех Чонин. — Из вредности лечу.

Бэкхён отсчитал старт и дал отмашку короткой командой на канале связи. И четыре болида рванули вперёд — по «дорожке», отмеченной огнями с равными промежутками между ними. Поскольку стартовали без разгонников, Чонин тут же оставил всех за кормой.

— Я ж сказал, что он не считается, — расстроенно протянул Ифань. — У него в голове мощный компьютер как будто. Разве можно с такой скоростью всё рассчитывать?

— Он считает, но у него ещё и чутьё есть, — хихикнул Бэкхён. — Шевели попой, а то скоро совсем из вида потеряешь Чонина. Второй результат пока у Ханя. Хань, поднажми.

— Без того жму, — рыкнул Хань. Он и в самом деле прилагал усилия, чтобы не просто обставить остальных, но и догнать Чонина. Догнать, впрочем, не выходило. На прямой Чонин и впрямь блистал так, как Ханю и не снилось. И использовал Чонин вращение болида не только для разгона, но и для ускорения, постоянно наращивая скорость и практически выходя за пределы первой космической. Неудивительно, что он часто вылетал с трассы — на такой скорости трудно выполнять сложные трюки с резкой сменой траекторий движения. Ту же спираль пройти непросто. Зато на прямой хрен догонишь…

Чонин к финишу пришёл первым, разумеется. Вторым туда добрался Хань с позорным отрывом в двадцать семь секунд. Ифань отстал от Ханя на две секунды, а Тао — на пять. Неплохо, хотя могло бы быть и лучше. Так им Бэкхён и заявил. Не Бэкхён, а маленький засранец, бесстыже болевший за Чонина.

После гонки Хань сына Чонина и Шуня не увидел, поскольку они остались на своём челноке, зато увидел, когда они добрались до замка Чонина в компании неизбежного Бэкхёна. Кай походил на Чонина, разве что цветом волос пошёл в Шуня. Сам Шунь выглядел спокойным и сдержанным, утончённо-холодным и предельно аристократичным — совсем не так, как на том снимке в комнате Чонина. И Хань недоумевал, в кого же Кай уродился таким шумным и непоседливым. Они вместе с Бэкхёном тут же спелись и занялись всякими проделками. Пока эти двое дурачились, Шунь сидел в тени дерева под дождём из нежных лепестков, а Чонин валялся рядом, удобно пристроив голову у Шуня на коленях.

Хань сам по себе торчал под другим деревом и время от времени косился в сторону Чонина и Шуня. И пытался понять, что у этих двоих за отношения такие. Они не целовались и не обнимались, но и не держались так, словно чужие друг другу люди. Впрочем, Хань плохо себе представлял отношения в разбитых истинных парах. Ему лишь всегда твердили, что в истинных парах люди не просто близки, как и положено влюблённым, но ещё и близки духовно, и это очень по-особенному. Дескать, трудно объяснить, а для беты это и вовсе недоступно.

А ещё Ханя озадачивало отношение к нему Шуня: тот обращался к нему вежливо и мягко, не рассматривал пристально и оценивающе, не проявлял ревности и не вёл себя по-собственнически… И Хань сломал себе голову в попытках разобраться во всём этом.

Ужинали в общем зале за длинным столом. Остальные — ужинали, а Хань отказывался от блюд, потому что меньше всего хотел сесть в лужу при Шуне со своими сомнительными познаниями в области столового этикета. Он не Бэкхён, который мог лажать с непередаваемым изяществом и сохранять при этом потрясающее чувство юмора. Бэкхён вообще ел подозрительные грибы руками, потому что иначе они у него улетали с тарелки при тычках вилкой.

После окончания пытки ужином Хань поспешно сбежал в отведённую ему комнату, ополоснулся под душем и с чувством облегчения упал на кровать. Блаженствовал недолго, поскольку в дверь постучали. Пришлось встать и открыть. И остолбенеть на пороге, поскольку за дверью красовался не кто-то там, а У Шунь собственной персоной. Он откинул со лба серебристо-белую чёлку, едва заметно наклонил голову в подобии поклона и решительно прошёл мимо Ханя в комнату, без приглашения опустился в ближайшее кресло и закинул ногу на ногу, сложив руки на колене.

Хань заторможенно закрыл дверь, добрался до соседнего кресла и тоже сел, вопросительно уставившись на внезапного гостя.