Формула счастья

- Их импульсивность поощряется вакуумным облегчением, а мы ее собираем, как-то победоносно сообщил мне Чикс, и я лишь сейчас заметил, что испарения над бассейном стелются только в одном направлении, вероятно, увлеченные вместе с "импульсивностью" водорослей каким-то энергетическом потоком. - Будем вкладывать ее в свое телесное равновесие, и она уменьшит нашу излишнюю

устойчивость;

- А почему "излишнюю"? . - На Эйрене нам нужны более частые рефлекторные колебания. Тер. Она трудна для нас своим постоянством.

Или по словам Штейна: "Изменения, стихии, катаклизмы на их родной планете гораздо более активны, чем земные, а это затрудняет приспособление юсов к Земле и Эйрене, условия которых почти одинаковы и слишком стабильны для сложных защитных механизмов юсианского организма".

Я кивнул Чиксу с известной долей иронии.

- Уж, наверное, вам нелегко, - сказал я. - Особенно, если будете меняться в соответствии со спецификой каждой планеты, которой завладеете. А не боитесь, что таким образом потеряете себя?

- Мы меняемся только для Эйрены, - ответил Чикс.

"А значит и для Земли", добавил я про себя, но не стал

обсуждать эту крайне деликатную тему.

Тем. временем островок наш покинул бассейн по круто поднимающемуся ответвлению от желоба, проплыл под . другой аркой и вошел в широкую светлую пещеру. В глубине ее виднелись беспорядочно разбросанные шары, радиусом более метра и явно органического происхождения. Совершенно особенные, скошенные внизу. Они напоминали

глаза колоссальных насекомых. Шары были покрыты тысячами выпуклых линз из стекловидного вещества, через которое просвечивали каналы толщиной с указательный палец, извилистые и красноватые точно как капилляры, а настил вокруг них имел отталкивающий вид розоватой легочной ткани и несомненно служил пищей. Да, они страшно напоминали... и действительно были глазами насекомых!.. фасетные, блестящие, мертвенно неподвижно устремленные вверх к замшелому своду.

- Они увеличились пропорционально в симбиозе с нашими эпизодами, заставил меня вздрогнуть голос Чикса.

- Эпизодами, - повторил я бессмысленно.

- В каждом из них.

- В... глазах?

- Да, - подтвердил Чикс. - И я привел тебя, чтобы вместе их провоцировать. Я немедленно возразил.

- Ты знаешь, что я пришел сюда не для того, чтобы провоцировать какие-то эпизоды, Чикс.

- Мы должны встретиться хотя бы в одном, - в свою очередь возразил он. Может быть, нам удастся достичь необходимого безличностного взаимопонимания. Потом поколебался несколько мгновений и наконец произнес: - Ты пришел ко мне за словами, Тер, но я гожусь для более убедительного риска, чем слова.

Он отодвинулся в сторону, и как только коралловый островок уперся в край желоба, сошел с него. Розовый настил судорожно задвигался под его тяжестью, будто раненный, из пузырьков, которыми он был усеян, вытекли струйки жидкости, похожей налимфу... Чикс вызывающе повернулся ко мне. Да-, сейчас он по-своему подхватывал нашу "игру в правду". И это было еще хуже и неизбежно ставило меня перед выбором: или продолжать, допустив в свое сознание уже знакомое мне ужасающее чужое воздействие, или отказаться от этой игры и признать, что я испытываю страх перед негуманоидом.

Ступив на мягковатый настил, я скрестил руки в позе ожидания.

Чикс медленно начал подтягиваться назад. Я наблюдал за ним, стараясь полностью мобилизовать свою психическую выдержку, но одновременно, мной овладевала невольпая симпатия к нему, даже сочувствие. Он'казался мне каким-то трогательно одиноким под сводом этой искусственной пещеры. А каким ему казался я?.. Он дошел до круга, опоясанного белыми кольцами и остановился в его центре. И там поник, словно внезапно принял на себя непосильное бремя. Цветовые зоны его туловища начали наполняться внутренним блеском, засияли. И воздух вокруг зашелестел, как от взмаха крыльев воображаемой птицы. Его дуновение теплом скользнуло мне в грудь, задышало вместе с ней глубоко, с длинными промежутками, успокоило мой встревоженный пульс. Но я знал, что если бы это действительно -было дуновение, я бы его через скафандр не почувствовал, что эта теплота всего лишь далекий отзвук какой-то недоступной моим чувствам чужой эмоции. Стоял, бессознательно наклонив голову, как человек, лишенный слуха, который стремится уловить тихую мелодию. И прежние коле- ' бания, надежды, страхи уже теряли свой смысл, мелкие и жалкие, перед этим новым, приводящим в отчаяние прозрением о духовной глухоте. Одинокое сияние неизвестного существа напротив настойчиво ощупывало мое лицо.