Неизвестно, кто первым высказал идею попробовать пристроить излишне умную дочь дядьки Ченара в орденский Институт. Идея пошла гулять в народе, сначала в шутку, но все более всерьез. И вот настал день, когда об учебе с Климой заговорила мачеха.
— Нечего тебе в глуши гнить, Климка. Матушка твоя покойная тоже в Институт ездила, да не взяли, поздновато. Ей уж пятнадцать тогда сровнялось. А тебя, видать, возьмут, ты у нас и грамоте, и счету обучена, возраст подходящий. Хочешь, отцу скажу, отвезет?
— Институт — это вроде как в солдаты? — уточнила Клима.
— Нет, глупенькая. Там тебя множеству наук выучат, какие и вообразить нельзя. А потом выбор дадут: не хочешь воевать, силой не заставят. И госпожой сделают, а там, глядишь, до благородных недалеко, — мачеха искренне верила, что такую умницу непременно заметят и оценят по заслугам. Чай, умные девки на дороге не валяются.
— Хочу в Институт, — решила Клима.
Были грустные проводы, мачеха даже всплакнула, обняла падчерицу крепко и сказала, что если не понравится учеба, пусть возвращается не боясь. Клима хорошо распознавала ложь и видела, что мачеха говорит искренне. Она куда больше любила девочку, чем родной отец. Может, потому что не верила россказням про вспоротое коровье брюхо. Клима не спешила ее разубеждать. Все-таки разные слухи ходили с тех пор. Благо, у Климы хватило ума провоцировать в людях жалость, а не страх.
Зарин подарил на память венок из ландышей, который потерялся в дороге. Прощаясь, мальчик смотрел на названую сестру круглыми от восхищения глазами, а ей это сильно льстило.
Клима уехала в Институт, с блеском выдержала вступительные экзамены и с тех пор бывала дома только один раз, на каникулах после седьмого года. У нее подрастали два брата и сестра.
Село покинула не по годам взрослая девочка с болью на сердце, а вернулась уверенная в себе девушка, умная и хитрая, уже искушенная в интригах, имеющая цель в жизни и предвидящая многое наперед. Зарин таскался за Климой по пятам, и она воспринимала это как должное. Мачеха была рада ее видеть, отец сторонился сильнее прежнего. Он слишком хорошо чувствовал перемены, произошедшие с пятнадцатилетней дочерью. Клима тогда была обдой уже два года, а ее тайная организация насчитывала почти три сотни человек.
На четвертом году она нашла в библиотеке кипу документов, сумела их прочитать. И вот, ночью, одна среди пыльных книг, она сидела пораженная и смотрела, как светится зеленым кончик указательного пальца и без боли затягиваются порезы, кое-как процарапанные булавкой.
Внезапно пришло понимание: от нее теперь зависит судьба Принамкского края. И вспомнились далекие мамины слова: «Ты родилась для того, чтобы принести счастье. Всем людям на свете…»
Клима улеглась ничком на пол и горько, беззвучно заплакала. Первый раз искренне после маминой смерти. Вместе со слезами выходило старое горе, а его место занимала сила. Сила на то, чтобы прекратить войну. Чтобы люди жили счастливо.
— Мама, мама… — Клима поняла, что говорит вслух, и проснулась.
Она лежала на чердаке, бок неудобно подпирали мешки. Было светло — утро или середина дня. Немного кружилась голова, но сонливость отступила, и когда Клима попыталась сесть, ей это удалось без усилий. Рядом тут же оказалась Ристинка.
— Очнулась! И двух дней не прошло.
— Я спала двое суток?
— Нет, меньше. Прошлый день, ночь и половину сегодняшнего утра.
— Где Тенька? — Клима быстро огляделась по сторонам.
— Там, — Ристя неопределенно махнула рукой. — По Институту рыскает.
— Выля и Гера на занятиях?
— Вряд ли. Сейчас много уроков поотменяли. Тут такое бы-ыло…
— Кто-то из моих попался?
— Выля с утра забегала, говорила, что нет. Сейчас не знаю. Но твои прихлебатели такую бурю устроили, ведским отродьям и не снилось!
— Что они натворили? — обда уже стояла на ногах. Одернула одежду, пятерней пригладила волосы.
— Понаписали на стенах всякой чуши. Якобы Принамкский край един, его истинная правительница вернулась и тому подобное.
— Чья идея? — голос Климы не предвещал ничего хорошего.
— Откуда я знаю? — свысока бросила Ристинка. — Мне не докладывают.
— Надеюсь, личность «истинной правительницы» не обнародовали?
— А смерч их разберет, — бывшая благородная госпожа демонстративно отвернулась к окну.
Клима процедила сквозь зубы что-то нехорошее и быстрым деловитым шагом покинула чердак.
Первым делом она забежала в туалетную комнату и тщательно оглядела себя в зеркало. Зрелище выходило неутешительным. Под глазами круги, одежда мятая, волосы торчком, на щеке отпечаталась грубая ткань мешка. Клима умылась и поспешила в спальню за запасным комплектом формы. Она старалась избегать людных мест, благо сейчас шел очередной урок. Но, несмотря на это, в коридорах шлялся неприкаянный народ — в основном старшегодки, хотя попадалась и малышня. Несколько раз Клима прошла мимо провокационных надписей в том духе, что описывала Ристинка. Некоторые, судя по размашистым подтекам, пытались стереть, но сильно не преуспели — кое-где поверх разводов пестрели подновленные буквы. Институт давно и прочно стоял на ушах.