- На вот десять рублей, - сказала она. - Отдай их пану в задаток, а остальные снесешь завтра. Ты, главное, слушай: как только скажет пан, сколько за луг, сейчас же целуй ему руку, кланяйся в ноги и проси, чтобы он хоть рублика три уступил. Не скинет три рубля, выторгуй рубль, но до тех пор кланяйся и ему и пани, пока сколько-нибудь не уступят. Ну что, будешь помнить?
- Чего тут не помнить? - ответил мужик.
Он сразу перестал есть и ложкой легонько отстукивал такт, видимо, повторяя про себя наставления жены.
- Ты много не раздумывай, а надевай зипун, - снова заговорила жена, да ребят прихвати с собой.
- Их-то для чего?
- Для того, чтобы просили с тобой вместе, и еще для того, чтобы Ендрек мне рассказал, как ты там торговался. Теперь понял, для чего?
- Холера с этими бабами! - буркнул Слимак, видя, что жена уже все заранее обдумала, а про себя добавил: "Вот чертова баба, как она все смекнет да распорядится! Сразу видно, что отец ее служил экономом".
С большим трудом влез он в новенький зипун, расшитый вдоль карманов и по воротнику разноцветными шнурками, и подпоясался великолепным кожаным ремнем, шириной без малого в две ладони. Потом завязал в тряпицу десять рублей и спрятал за пазуху. Мальчики давно уже были готовы, и все втроем они направились в имение прямо по большаку.
Не успели они уйти, как Слимаковой стало не по себе; она выбежала за ворота - поглядеть им вслед.
Посредине дороги, засунув руки в карманы и задрав голову кверху, шел ее муж; чуть позади, слева от него - Стасек, а справа - Ендрек. Потом ей показалось, будто Ендрек стукнул по голове Стасека, вследствие чего очутился по левую руку отца, а Стасек по правую. А затем все как-то смешалось... Как будто Слимак дал подзатыльник Ендреку, после чего Стасек снова очутился слева от отца, да и Ендрек тоже шел слева, но уже по краю канавы и оттуда грозил кулаком младшему брату.
- Вишь, какую забаву нашли, - усмехнулась женщина и вернулась домой стряпать обед.
Пустив в ход кулаки, Слимак уладил возникшие между сыновьями недоразумения и сперва замурлыкал себе под нос, а потом запел вполголоса:
При дворе не сыщешь
Ни храбрей, ни краше,
На коне гарцует,
Сабелькою машет.
С минуту подумав, он снова запел, но уже протяжно:
Ой, ду-ду-ду, ду-ду-ду,
Завлекли меня в беду,
Да в какую же беду!..
Он приумолк и вздохнул, чувствуя, что, верно, нет такой песни, которая могла бы заглушить его тревогу: что-то будет с лугом: отдаст его пан в аренду или не отдаст?
Они шли как раз мимо этого луга. Слимак поглядел и даже испугался. Таким прекрасным и недоступным он показался ему сегодня. В памяти его всплыли все штрафы, которые он платил за потраву, когда помещиковым батракам удавалось захватить его скотину на лугу, вспомнились все предупреждения и угрозы пана. Какой-то тайный голос шептал - не то внутри, не то у него за спиной, - что, если б этот клочок земли был расположен подальше и вместо сена родил бы песок или сабельник, его, пожалуй, легче было бы получить в аренду. Но луг сулил слишком много выгод, чтобы не пробудить в нем самые мрачные предчувствия и сомнения.
- И-и-и... чего там! - пробормотал он, сплевывая с большой виртуозностью. - Сколько раз они сами меня уговаривали арендовать его. Говорили даже, что и для меня и для них так будет лучше.
Так-то оно так, но когда они навязывали ему аренду?.. Когда он сам не просил. А теперь, когда луг ему понадобился, они начнут торговаться или вовсе не отдадут.
Но почему?.. А кто их знает! Потому что мужик барину, как и барин мужику, всегда сделает наперекор. Уж так оно повелось на свете.
Припомнив, сколько раз он запрашивал с пана лишнее за работу или как вместе с другими мужиками спорил с помещиком насчет отмены лесной повинности, Слимак расстроился. Боже мой! А ведь как красиво разговаривал с ними пан: "Будем жить теперь в мире и, как подобает соседям, будем оказывать друг другу услуги..."
А они отвечали: "Э, какие же мы соседи! Пан - это пан, а мужики - это мужики... Пану нужно бы в соседи такого же шляхтича, а нам такого же мужика..."
Помещик им на это: "Смотрите, мужички, еще придете с поклоном..."
Тут Гжиб от всего народа и выпалил: "Да и то приходили, ваша милость, когда хотели вы лесом распорядиться без мужицкого надзора".
Смолчал шляхтич, только усами грозно задвигал, а, наверное, не забыл этих слов.
"Сколько раз я говорил Гжибу, - вздохнул Слимак, - чтоб он не лаялся. Теперь за его гордость мне придется страдать".
В эту минуту Ендрек швырнул камнем в какую-то птицу. Слимак оглянулся, и его грустные мысли вдруг изменили свое течение.
"Но и то сказать: отчего бы ему не сдать луг в аренду? - думал он. Пану известно, что траву частенько топчет скотина и что за ней не углядеть, хотя бы у него было вдвое больше батраков. А он, шляхтич, - ух, какой умный... Да и добрый: лучше сам потеряет, а другого не обидит... Ничего себе пан!.."
Вдруг новая волна сомнений хлынула ему в сердце.