Вот и последняя пара проплыла мимо Мацека; полонез Огинского звучал все тише и, наконец, умолк. Самая трудная часть пути была пройдена, с шумом и смехом все стали снова усаживаться в сани. Опять зазвенели колокольчики, сперва один, потом второй, третий... десятый - целый рой; опять захлопали бичи, зацокали копыта, и ряженые понеслись дальше.
Мацек надел шапку, уложил ребенка в сани, подобрал вожжи и осторожно, по наезженной дороге, двинулся домой. Далеко впереди звенели бубенцы и мелькали красные огоньки; временами ветер еще доносил чей-то громкий возглас... Наконец, все затихло и погасло.
- А хорошо ли это, хоть и панам, изо всего забаву себе делать? пробормотал Овчаж. Ему вспомнились и истлевший под хорами в костеле портрет седого сенатора, - он не раз молился перед ним, - и изодранная картина, изображающая шляхтича с обритой головой, - его крестьяне прозвали окаянным, - и черная гробница закованного в латы рыцаря с мечом в руке и железной рукавицей в изголовье, - этот покоился подле алтаря святой великомученицы Аполлонии. А шляхтичи для потехи сенаторами да рыцарями рядились!
Потом на память ему пришли висевший в ризнице епископ, который умел воскрешать мертвых в случае надобности в свидетелях; монах, по собственному плащу перешедший Вислу, и королева, переправившая под землей из Венгрии в Польшу соль для бедняков. Наконец, перед глазами Мацека встал родной его дедушка, Рох Овчаж. Умный был дедушка! С Наполеоном весь свет обошел, а на старости лет стал причетником в костеле и до того толково все объяснял мужикам, что зарабатывал чуть ли не больше органиста.
- Царство ему небесное! - прошептал Овчаж. Но ему покоя не давала мысль, что нехорошо все-таки поступает шляхта, забавляясь церковной утварью. "С них станется, что они и в ризы вздумают рядиться..." - подумал Мацек.
До хаты еще оставалось, может, с версту, когда позади послышались голоса едущих вдалеке людей, а впереди он увидел Слимака.
- А мы уж думали, что ты застрял под горой, - заговорил Слимак, - но ты, слава богу, едешь. Видал ряженых?
- Ого-го!.. - ответил Овчаж.
- И не разнесла тебя шляхта?
- Как бы не так! Они еще через гору меня переволокли вместе с дровнями.
- Да ну!.. И ничего худого тебе не сделали?
- Ничего. Один только созорничал, шапку мне на глаза нахлобучил, а больше ничего.
- Вот-вот! У них все так. То они тебя разобидят насмерть, то чуть не на руках носят. Как на них найдет, - заключил Слимак.
- Как на них найдет, - повторил Овчаж. - Но уж и мудрят они... Можно сказать, по-барски. Так они, окаянные, разогнали сани да с самой высокой горы, что у меня по спине мурашки побежали. Верно, здорово выпили, оттого-то никто из них шею себе не свернул. А мужику, да еще трезвому, тут бы не остаться в живых.
Через минуту их нагнало двое саней. В первых сидел один человек, во вторых - двое.
- Вы не из этой деревни? - крикнул первый.
- Из этой, - ответил Слимак.
- Тут ряженые проезжали, они не к вам ехали?
- Не к нам, а к пану.
- Так, так... А арендатор Иосель дома?
- Если не мошенничает где-нибудь на стороне, должен быть дома, - сказал Слимак.
- А вы не слыхали, не продал еще ваш помещик имение? - послышался грубый голос из вторых саней.
- Зачем ты болтаешь, Фриц!.. - прикрикнул на Фрица его спутник.
- Затем, что ни черта не стоит все это дело, - сердито ответил грубый голос.
- Эге, да это они! - пробормотал Слимак, всматриваясь в проезжих.
Сани пронеслись мимо.
- Видать, евреи, - сказал Овчаж. - Бородатые и говорят как-то чудно.
- Первый - тот еврей, а эти двое - немцы из Вульки, - ответил Слимак. Помню я их, они еще летом ко мне приставали.
- У шляхты и гулянье не обходится без евреев, - заметил Овчаж. - Не успели проехать, а уж этот следом за ними тянется.
- Как дым за огнем, - прибавил Слимак.
Продолжая разговаривать, они доехали до ворот, где их поджидал Ендрек с фонарем. Мороз все крепчал, и они совсем заиндевели, пока не попали наконец в хату.
Между тем сани с евреем и с двумя немцами из Вульки осторожно спустились в долину, проехали мост, с большим трудом поднялись на первый ярус холмов и остановились у корчмы. Тут до ушей приезжих донеслись обрывки музыки, а в глаза им ударило розовое пламя смоляных бочек, пылавших перед господским домом. Немцы вылезли из саней и вошли в корчму, оттуда выскочил шинкарь Иосель и вполголоса заговорил с одиноким седоком. Наконец, низко ему поклонившись, он велел вознице ехать в имение.
Едва сани тронулись, из корчмы выбежал один из немцев с криком:
- Эй! Эй!
Сани остановились. Немец оперся на козлы и заговорил:
- Ничего из этого дела сегодня не выйдет.
- Почему? - медленно спросил еврей.
- Они сейчас танцуют...
- Ну и что же?
- Шляхтич не оставит танцев для деловых расчетов.
- Так продаст без расчета.
- Или велит ждать несколько дней.
- Мне некогда ждать, - ответил еврей. - Трогай! - приказал он вознице.