Форт Далангез

Глава четвёртая ПИСЬМА ПОРУЧИКА МЕЙЕРА ЕГО НЕВЕСТЕ

Первое письмо поручика Мейера к его невесте Ленни Фишер из города Гродно. Писано в деревне Кара-урган в период между 15 и 29 декабря 1915 года:

"Здравствуй, Ленни! Это я, ни на минуту не забывающий о тебе Борис Мейер.

Должен признаться: я не храню твои письма, потому что в моих нынешних обстоятельствах боюсь не уберечь, и тогда они могут попасть в чужие руки. И ты моих писем не храни. Всё самое важное и ценное из них вымарает военная цензура, но личное — моя любовь и отношение к тебе останутся. Идёт большая война, и неизвестно, чем дело обернётся. Мои письма могут попасть в чужие руки. Как прочтёшь, сожги.

В последнем письме ты просила больше бытовых подробностей.

Вот они.

Для начала хочу рассказать тебе о Турецкой Армении. Местность здесь гористая. В высокогорье климат настолько суров, что его можно сравнить с климатом Сибири. Николай Николаевич так и называет это место — "Турецкая Сибирь". Здешнего лета я не застал, а зима начинается ранней осенью и по-сибирски сурова, и столбик спиртового термометра который уже день не поднимается выше отметки —10 градусов по Цельсию.

Что же рассказать ещё о быте? Весь наш быт сводится к подготовке большого сражения. Это видно по всему. Армейские штабисты не спят ночами. Вместе с ними не спят и фельдъегеря. Я совершаю разведывательные полёты иногда по три раза на дню. Возглавляемый мною авиаотряд подчинён непосредственно командующему Кавказской армией. Работа интересная и риска никакого. По части авиации мы далеко опережаем турок, и встреча с турецкими коллегами в воздухе мне не грозит.

Для начала характеризую тебе своего начальника.

На мой взгляд, генерал Юденич обладает необычайной решительностью, гражданским мужеством и хладнокровием. Качества эти особенно ярко проявляются в самые тяжёлые минуты. Он всегда находит в себе мужество принять нужное решение, беря на себя и всю ответственность за него, как это было в Саракамышских боях. Юденич обладает несокрушимой волей к победе. Ею проникнут он весь, и эта его воля в соединении со свойствами его ума и характера являют в нем черты полководца.

Находясь достаточно долго в среде штабных офицеров самого высокого ранга, я многое понял о военной службе. И во многом этим пониманием я обязан моим сослуживцам-офицерам и лично Николаю Николаевичу Юденичу. Наш командующий, как истинный руководитель, большой мастер в выборе людей. Он умеет каждого поставить на правильное, позволяющее максимально использовать имеющиеся навыки и способности место. Порой он кажется безрассудно доверчивым, но не было ещё случая, чтобы это его безрассудство не оправдало себя продуктивной боевой практикой.

Мою жизнь в офицерской среде несколько стесняет одно лишь обстоятельство, а именно: вынужденное присутствие на православных богослужениях, которые происходят регулярно по заведённому распорядку, и ни одно серьёзное действие не обходится без предварительного обращения к Богу. Я пишу слово "Бог" с большой буквы не от богобоязненности, которой, как тебе известно, во мне нет ни на грош, а от уважения к людям, сблизившимся со мной в результате полученного совместно боевого опыта. Уважая их чувства, я не афиширую перед ними известные тебе мои взгляды. Однако шила в мешке не утаишь: я избегаю исповеди и причастия, избегаю общения с попами, которых в душе своей по-прежнему почитаю за шарлатанов и бездельников. Это обстоятельство было уже замечено и отмечено Николаем Николаевичем. В то же время никакие меры ко мне лично не применялись.

Я человек не военный, хоть и имею армейский чин поручика. В штабе с подачи Ковшиха меня зовут эльфом. Разбег аэроплана, взлёт и полёт им представляется порханием. А ведь не понимают главного: двигатель летательного аппарата — 9-цилиндровый ротативный "Рон" 9С мощностью 80 лошадиных сил обеспечивает это изящное "порхание", а вовсе не Божий промысел и не эльфийское волшебство. Да и сами аэропланы многим представляются чудом, эдакой игрушкой.

Николай Николаевич, в отличие от многих, понимает, что для победы в будущих войнах авиация будет иметь решающее значение. Полковник Масловский называет меня "существом эфемерным", а наш друг Ков-ших и того страшнее — эльфом, то есть существом сказочным, лишь по недоразумению оказавшимся в мире реальных людей.

Мой характер, склад натуры не приспособлен для военной службы. Действительно, беспрекословное подчинение, повиновение приказам без обсуждений оных, без особых раздумий, ты знаешь — это не моё.

Что такое офицерское общество? Постоянная ограниченность в средствах, долговременное пребывание в отдалении от мест концентрации культуры и в то же время близость к солдатской среде — всё это накладывает отпечаток на личности.