И Лейзенби открыл дверь.
На металлическом стуле сидел Джон Мередит. Переносная лампа светила прямо ему в глаза.
Его нос был заклеен пластырем, явно уже пару дней. От того удара правой сломались не только мои пальцы. Хотя я не стала бы брать на себя ответственность за остальное. Его губа была рассечена в двух местах, один глаз набряк и закрылся, и Мередит скособочился на стуле, словно ему было больно сидеть прямо.
Лейзенби кивнул сержанту, и тот снова закрыл дверь.
— Сопротивлялся при аресте, — пояснил лейтенант, прочитав мои мысли.
— Он заговорил?
— Не сразу. И тогда мы начали предъявлять улики: его нос, кровь на ботинках, металлическую стружку.
Стружка была моей заслугой. Молодой самодовольный доктор упомянул, что извлек из моего лица несколько острых кусочков металла, попавших туда с ботинка нападавшего. Я выковыривала похожую стружку из своих подошв после визита в «Сталелитейную компанию Коллинза».
Это сводило круг подозреваемых к двум вариантам: Мередиту и Рэндольфу Коллинзу, а может, первый действовал по указке второго. Или это был какой-то третий работник фабрики, получивший указания от кого-то еще. Я поведала Лейзенби о своих догадках, когда он навещал меня в больнице.
— Не так уж много улик, — заметила я. — И все косвенные.
— Верно, — согласился Лейзенби, улыбнувшись в бороду. — И тогда я рассказал ему о свидетельнице.
— Свидетельнице?
— Старушке, которая выглянула из окна как раз в нужный момент и увидела, как Мередит натягивает на голову чулок. Милая болтливая старушка. Чья-то любимая бабушка. Я объяснил ему, что в суде она произведет фурор и загонит последний гвоздь в крышку гроба, когда мы обвиним его в попытке убийства. Он сломался и сказал, что узнал о вашем… о вашей встрече с Ребеккой от ее брата.
— Это Рэндольф натравил его на меня?
Лейзенби покачал головой.
— По словам Мередита — нет. Он говорит, что сделал это по собственной воле. Наверное, неровно дышит к девчонке.
Я вспомнила, как Мередит отзывался о Бекке во время нашего разговора. Я тоже заподозрила, что он в нее влюблен. Видимо, увидев нас вместе, он вышел из себя.
— Старушка? — сказала я. — Вы что, сказки рассказываете?
Лейзенби передернул плечами и напустил на себя невинный вид.
— Я поговорю с окружным прокурором. Добьюсь, чтобы Мередита прижали за попытку убийства, а потом заключили сделку, обвинив в нападении. Это сэкономит деньги налогоплательщиков, не придется тратиться на суд.
По правде говоря, мне тоже не хотелось бы выставлять наши отношения с Беккой перед жюри присяжных и гадать — а вдруг его признают невиновным только потому, что обвиняю его я.
Мы переглянулись, и я благодарно кивнула.
Я отказалась от предложения подвезти меня домой, вышла из участка и пошла пешком. На прошлой неделе на город со всей силы обрушилась зима, и ветер вонзался в меня сквозь пальто словно нож. Но это хотя бы отвлекало от мыслей о ребрах, руках и лице.
И от всего остального.
Я неспешно шла к дому, сделав остановку в любимой угловой закусочной, на холодный сэндвич с индейкой, к которому я едва притронулась, и в книжном, где я почти час бродила по проходам.
Я осознала, что уже в пятый раз останавливаюсь у полки с женскими романами, и поняла, что просто не хочу возвращаться в пустой кабинет. Не хочу снова ждать, чувствуя себя совершенно беспомощной.
Признавшись себе в этом, я вышла из магазина, поймала такси и через пятнадцать минут была уже в кабинете.
Из кухни вышла миссис Кэмпбелл, ее руки по локти были в муке.
— Тебя так долго не было, я уже начала волноваться.
— Я была в полиции. В какие неприятности я могла бы там попасть?
Она многозначительно посмотрела на меня, как бы говоря: «В какие угодно».
— Я пеку булочки с орехами и изюмом. В холодильнике есть сэндвичи, если проголодалась, — сказала миссис Кэмпбелл. — А еще тебе принесли посылку. Я положила ее на твой стол.
Она вернулась к выпечке, а я — за свой стол, где обнаружила толстый конверт от фотокомпании «Либерти». Внутри лежало два десятка фотографий, снятых на вечеринке у Коллинзов.
Как и было обещано, большинство были засвечены или смазаны. Но там оказалось и несколько удачных снимков.
Например, Уоллес, болтающий с группкой сослуживцев, все выглядели слегка навеселе. Абигейл Коллинз в белом платье и маске позировала на лестнице, не догадываясь, что остался всего час до ее смерти. Была там и доктор Уотерхаус, она явно чувствовала себя неловко и не в своей тарелке. А еще Мередит, который улыбался и смеялся над чем-то.
Бекку и Рэндольфа фотограф застиг в кабинете, за несколько минут до представления Белестрад: Рэндольф — в смокинге с иголочки, Бекка — в облегающем черном платье, подчеркнутом белыми перчатками до локтя и расшитой блестками накидкой. Оба щеголяли в одинаковых масках Арлекина.
Даже наполовину скрытое под маской, ее лицо вызвало трепет в моем сердце. Я подумывала, не позвонить ли ей. Потом подумала еще раз. И еще.
В конце концов я сунула снимки обратно в конверт и пошла к столу мисс Пентикост, чтобы сунуть его в ящик. Но в ящике заметила желтую бумажку с накорябанным каракулями босса адресом: