Фосс

— О господи! — наконец вскричала девушка, исторгнув это из себя. — Все кончено! Все кончено!

Лора содрогнулась и заблестела.

Тетушка коснулась кожи племянницы. Та была совершенно мокрой.

— Все позади, — сказала тетушка Эмми. — Лихорадка миновала!

От облегчения она и сама покрылась испариной.

Лора Тревельян залилась слезами. Она не могла остановиться. Миссис Боннер не доводилось слышать столь животных и судорожных звуков, однако она больше не боялась и не испытала ни малейшего потрясения.

— О моя дорогая, — всхлипнула с облегчением бедная старушка, — лихорадка миновала! Мы должны благодарить Господа! Вечно, — добавила она, поразившись тому, как мрачно это прозвучало.

Лора Тревельян все плакала. Немного успокоившись, она проговорила:

— По крайней мере, в скором времени я смогу увидеть мою дорогую малышку.

— Выходит, ты знаешь, что я тебя ослушалась? — нервно сглотнула тетушка Эмми.

— Я знаю, что воля моя дрогнула, и надеюсь на прощение, — ответила ее племянница. — Он меня простит, ведь с такого расстояния неудачи воспринимаются в свете намерений.

— Кто простит, кто осудит — не знаю, но никто и никогда не учитывает мое право принимать решения, — вздохнула миссис Боннер. — Нет, я не бестолковщина, и даже моя семья не разубедит меня в том, что порой от моего вмешательства может быть толк!

Лора слишком устала, чтобы уступать еще больше, и погрузилась в сон, который, по крайней мере, выглядел мирным.

С облегчением утерев потное лицо льняным носовым платком, похожим на кухонное полотенце, миссис Боннер первым делом хотела разбудить супруга и рассказать ему, что, скорее всего, их племянница теперь оправится от своей ужасной болезни. Она даже прошлась по коридору, а потом передумала. Мистер Боннер, человек весьма сдержанный в минуты волнения, этого бы не оценил. Поэтому тем тихим утром в сером доме она эгоистично придержала радостную новость и позволила мужу спать дальше.

Четырнадцать

Три маленькие девочки, три подруги, качали аккуратно заплетенными косичками в укромном уголке посреди зарослей лавровых кустов, где всегда делились секретами и заключали пакты, подкрепляя их глазированными булочками, которые младшая мисс Линси раздавала детям в одиннадцать часов.

— Я люблю картошку, — сказала Мэри Хебден.

— М-мм? — недоверчиво протянула Мэри Кокс.

— А мне больше нравится тыква, — призналась Мэри Хейли.

— Скажешь тоже! — возмутилась Мэри Хебден. — Кто тут говорит про больше?

Все трое прыгали и скакали, слизывая с блестящих булочек крупинки сахара. У них вошло в привычку делать несколько дел одновременно, ведь свобода, к сожалению, бывает слишком коротка.

— А мне больше нравится клубника! — подпрыгнула и выпалила Мэри Хебден.

— Клубника! — взвизгнула Мэри Кокс. — И кто же тут получит клубнику?

— Я, — заявила Мэри Хебден. — Хотя мне велели никому не говорить.

— Думаешь, мы тебе поверим, — заметила Мэри Хейли, — будто мы такие дурочки!

— У простушки — конопушки! — пропела Мэри Кокс.

— По складам — белибердам! — вторила ей чистым голоском Мэри Хейли.

— Ладно-ладно, — проговорила Мэри Хебден. — Я уже начала рассказывать, но теперь не буду. Из-за вас я сдержу обещание и не проболтаюсь.

Мэри Хебден перестала прыгать. Она с таинственным видом тряхнула косичками и принялась сосать измазанные чернилами пальцы.

— Ха, чернила проглотила! — уличила ее Мэри Кокс.

— Зато вечером я буду глотать шербет, — похвасталась Мэри Хебден.

Она подняла кверху облизанный палец, и чернила ярко блеснули.

— Уж конечно, — сказала Мэри Хейли. — Между шитьем и молитвами.

— Что ж! — вскричала Мэри Хебден, не в силах этого вынести. — Я вам расскажу!

Все косички замерли.

— Я поеду на прием в Уэверли, для взрослых, домой к миссис де Курси, которая вроде как кузина моего отца!

— Прием во время учебы? — усомнилась Мэри Кокс.

— Если он для взрослых, почему туда позвали ребенка? — удивилась Мэри Хейли. — Не верю!

— А это особый случай. Говорю же, все так и есть!

— Ты много чего говоришь, — заметила Мэри Кокс.

— Но это правда! Честное-пречестное слово! Прием в честь моего дяди. Он вернулся с поисков того исследователя, который потерялся. Того немца.

— Фу-у! — воскликнула Мэри Хейли. — Немцы!

— И много ты их знаешь? — спросила Мэри Кокс.

— Ни одного! — ответила Мэри Хейли. — Не знаю и знать не хочу! Мне они точно не понравятся.

— Ну ты и глупышка, — рассудила Мэри Хебден.

— Мой отец говорит, что если не можешь быть англичанином — будь шотландцем. А вот ирландцы и прочие — просто жуть! — заявила Мэри Хейли. — Хотя голландцы — чистюли.

— Мы ведь сами не англичане, точнее, уже не англичане!

— Ну, мы — совсем другое дело, — сказала Мэри Хейли. — Нас это точно не касается!

— В любом случае, — вмешалась Мэри Хебден, — если бы тот немец не потерялся, мой дядя не отправился бы на поиски и никакого приема бы не было!

— Но ведь немца твой дядя не нашел, — напомнила недоверчивая Мэри Кокс.

— Ну и что, все равно он поступил храбро, — ответила Мэри Хебден.

— Мой отец говорит, — заметила Мэри Хейли, — что немца съели черные, и это хорошо, ведь он мог привести за собой кучу других немцев!