Фостер

Чем же объяснялась ее всеокеанская добрая слава? Фостер понял, что Нелли завоевала сердца моряков товарищеским, справедливым отношением к ним. Она их не обсчитывала, не обманывала, всегда готова была помочь добрым советом, посочувствовать. Многие моряки оставляли ей свои сбережения на хранение, и она всем всегда все возвращала. Она была «надежной». Для матроса, попадавшего на стоянках в окружение всякого рода уголовных элементов — от хозяев ночлежек до проституток и сутенеров, охотившихся за его сбережениями, — честная Нелли представлялась спасительным маяком, светившим в ночной мгле. Честная Нелли, по словам Фостера, была своего рода пролетарской героиней для простых и наивных матросов. Они готовы были боготворить ее за ту толику счастья и тепла, которые она им дарила, возможно даже не отдавая себе в этом отчета.

Чувства, желания и надежды матросов находили свое выражение в матросских песнях, облегчавших труд и быт тружеников моря. Эти песни были о женщинах, о любви, о галантных приключениях, о верности и о предательстве, о несчастных рэнзо, о загубленных алкоголем жизнях, о тоске по родному дому, о кораблекрушениях, пиратах и золотоискателях. Матросы в этих песнях осуждали нищенскую зарплату и гнилую пищу на кораблях, жестокость и коварство капитанов, бессердечность корабельных компаний. Первую строчку, как правило, пел один из матросов, вторую подтягивали хором остальные.

О, без виски жизнь не жизнь!
Выпей же, Джонни.
Раздобуду виски я
И выпью с Джонни!
О, старик мой с виски помер,
Выпей же, Джонни!
А мамаша одурела,
Выпей же, Джонни! —

пели матросы, подшучивая над своей горькой судьбой.

Фостер любил эти песни и даже пытался сам сочинять. Когда в каком-нибудь далеком африканском порту парусник поднимал якорь и с его борта раздавалась песня «Мы идем домой вокруг мыса Горн» или «Нас ждут в Рио-Гранде», замирала жизнь на причалах и других кораблях. Эти песни пробуждали тоску по далекой родине, которая с расстояния 10 тысяч миль каждому казалась утраченным раем.

Матросы с увлечением играли в карты в свободное время, но Фостер ни разу не видел, чтобы игра шла на деньги. Некоторые увлекались чтением, покупая из своего скудного заработка книги — ведь на кораблях библиотек не было, а офицеры посчитали бы ниже своего достоинства одалживать свои книги матросам. «Огибая мыс Доброй Надежды, — вспоминает Фостер, — я прочел «Отверженных» Виктора Гюго».

На кораблях ценили шутку и розыгрыши, изобретательно проводили «посвящение» в моряки при пересечении экватора, иногда устраивали боксерские состязания на борту, в плохую погоду ловили океанскую рыбу — знаменитых бонито и альбакор. И бонито, и альбакора — могучие рыбины, вес которых достигает иногда нескольких десятков килограммов. Ловить их — увлекательное, но и опасное занятие. Случалось и так, что при втягивании рыбы на борт она, вырываясь, сбрасывала матроса в море, где его пожирали акулы.

Матросы ловили из чисто спортивного удовольствия альбатросов. Этих величественных и красивых гигантских птиц матросы не любили и боялись. Считалось, что альбатросы нападали на матросов, упавших в воду, вырывая клочья мяса своими могучими и острыми клювами. С другой стороны, говорили, что душа погибшего в море матроса вселяется в альбатроса.

Ловля проходила так: к маленькому плотику прикрепляли приманку — кусок солонины, а к ней петлю и опускали плотик за корму. Когда альбатрос устремлялся к приманке и хватал ее клювом, петля затягивалась вокруг Клюва и птица взмывала вверх вместе с плотом- Но вскоре, выбившись из сил от такой непосильной ноши, альбатрос падал на палубу. Тут его начинало тошнить. Моряков смешила «неприспособленность» птицы к плаванию на корабле. Натешившись вдоволь, матросы отпускали пленника на волю.

ФосГеру полюбилась морская жизнь, несмотря на все ее трудности и превратности. Молодой парень, уже повидавший на своем коротком веку немало несправедливостей, пытавшийся уяснить себе причины социального неравенства, он видел в матросах полнокровных людей, сильных духом, которых не могли сломить ни бездушные и жестокие шкиперы, ни жизненные невзгоды, преследовавшие их с колыбели.

С момента, когда Фостер ступил ногой на корабль и по приказу шкипера беспрекословно полез на верхушку самой высокой мачты, сдав экзамен на смелость и мужество, матросы признали его своим, доверяли ему, прислушивались к его словам. Они видели в нем добросовестного трудягу, надежного товарища, но больше всего он привлекал их своим стремлением познать глубинную сущность явлений и верой в возможность добиться лучшей доли для тружеников моря.

— Я полтора раза объехал земной шар, — с гордостью говорил Фостер, вспоминая эти времена, — дважды обошел мыс Горн и один раз мыс Доброй Надежды. Мое путешествие продолжалось около трех лет и был? оно длиною в пятьдесят тысяч миль.

ЮЖНОАМЕРИКАНСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ