Фостер

Плавание вокруг берегов Латинской Америки, посещение ее портов и пребывание, хотя и краткосрочное, в некоторых из них позволили еще в начале XX века Фостеру ознакомиться с социальной действительностью этого региона, привлекавшего все большее внимание правящих кругов Соединенных Штатов.

Победив Испанию в войне 1898 года, захватив в качестве трофея Пуэрто-Рико (не считая Филиппин) и оккупировав Кубу, Соединенные Штаты стали помышлять о дальнейшей экономической и территориальной экспансии в Латинской Америке. В первую очередь их интересовал Панамский перешеек, через который они намеревались прорыть канал, соединяющий Атлантический и Тихий океаны.

Колумбию, которой принадлежал перешеек, писал впоследствии Фостер в «Очерке политической истории Америки», не устраивали условия, предложенные ей Соединенными Штатами, в 1903 году она отвергла их. Нимало не смутившись этим, американские империалисты спустя несколько месяцев состряпали в Панаме поддержанную флотом США «революцию», результатом которой было отделение перешейка от Колумбии. Президент Теодор Рузвельт немедленно признал «революционное» правительство Панамы и вскоре заключил с ним договор, передававший Соединенным Штатам «навеки» полосу земли шириной в 16 километров, пересекавшую перешеек, по которой и был затем прорыт межокеанский канал.

Теодор Рузвельт, которому американский империализм был обязан этим ловким ходом, потом хвастался своими самочинными действиями: «Я забрал зону канала и предоставил конгрессу заниматься дебатами…» Рузвельт дерзко потребовал, чтобы народы признали претензии Соединенных Штатов на роль гегемона в западном полушарии. Он заявил, «что приверженность США принципам доктрины Монро может заставить их, несмотря на все их нежелание, пойти на вмешательство извне в ярко выраженных случаях несправедливых действий или бессилия правительства той или иной страны в западном полушарии».

Угроза Рузвельта возмутила народы Латинской Америки своим шовинистическим и откровенно империалистическим духом. Но Соединенные Штаты не считались с общественным мнением. Они направили военно-морской флот к берегам Панамы. Панамское побережье оказалось негостеприимным местом для морских пехотинцев янки: здесь свирепствовала желтая лихорадка. Чтобы дать проветриться своим «доблестным» воинам, а заодно показать свою военную мощь другим латиноамериканским странам, Рузвельт отдал приказ флоту идти в перуанский порт Кальяо и бросить там якорь.

В Кальяо тогда находился Фостер. За несколько дней до прихода американских военных кораблей он покинул парусник «Алаянс» вместе с тремя другими матросами, с которыми намеревался направиться пешком вдоль тихоокеанского побережья Южной Америки по направлению к Панаме, а оттуда возвратиться в Соединенные Штаты. Этому предшествовали следующие события.

Не успел «Алаянс» бросить якорь в порту Кальяо, как море закипело и земля задвигалась. Началось землетрясение. В городе поднялась паника, точно ошалелые, метались люди, бешено лаяли собаки, земля зияла трещинами, стены домов покосились, а некоторые постройки рухнули, похоронив под развалинами своих обитателей. Но прошло несколько дней, и Кальяо вновь обрел свой прежний полусонный вид. Землетрясения здесь случались столь часто, что к ним привыкли.

Этот год, по-видимому, выдался несчастливым для жителей Кальяо. Прошла неделя после землетрясения, и город постигла новая беда: в гавань вошла американская эскадра. Ее командование предоставило увольнительную на два дня почти двум тысячам моряков, которые сошли на землю с карманами, полными долларов, и твердой решимостью всласть повеселиться в свойственном им стиле — с чудовищными пьянками, дебошами, кровавыми драками. Предвидя ход событий, капитаны находившихся в том же порту английского и французского крейсеров, отозвали из города своих матросов и стали выжидать «сообщений с фронта». Они не замедлили последовать.

Американские моряки набросились на местную водку из сахарного тростника — «писко», — и скоро по всему городу шли потасовки и кулачные бои между самими моряками, между ними и местными жителями. К вечеру ошалевшие от алкоголя и обретенной свободы моряки стали разносить в щепы бары, салуны, публичные дома и им подобные заведения. Затем начались грабежи и всякого рода насилия, пожары. Город казался захваченным варварами или карателями. Отовсюду неслись вопли, стоны, проклятия.

Прошло два дня, и на корабли вернулась только половина отпущенных в город матросов. Чтобы вернуть остальных, американская военная полиция вместе с перуанскими солдатами потратила около двух недель, прочесывая чуть ли не каждый дом в поисках дезертиров; некоторых находили в горах или других городах, хотя было не очень понятно, как и почему они там очутились. И все-таки многих обнаружить не удалось. Около ста моряков пропали.

Американские корабли наконец покинули Кальяо, оставив после себя полуразрушенный город и массу искалеченных людей. Таков был «дружеский» визит военных кораблей в Перу.