Фостер

На копях работали индейцы. Они таскали на себе стокилограммовые блоки соли, за что получали всего восемьдесят перуанских центов в день. Столько же получили Фостер и Гаррис. Условия труда на копях были варварскими. За неделю Уильям и его товарищ заработали ровно столько, чтобы оплатить проезд на шлюпке обратно в Кальяо, куда уже отплыли, воспользовавшись первой же оказией, Лэйт и Хансон. Из Кальяо Уильям направился в Англию.

Итак, Фостеру и его попутчикам не удалось пешком пройти из Перу до Панамского перешейка. Но зато они повидали много новых мест, встретили много добрых людей, познакомились с жизнью и трудом индейцев. И еще раз испытали себя. А ведь это так важно, в особенности для молодого парня: проявить волю, решимость, отвагу, не сдаться, не растеряться перед неожиданным, неведомым, грозным. Не спасовать перед холодом, жаждой, зноем.

Такие испытания выдержал с честью и молодой Фостер. Избороздил океаны, прошел через штормы и бури, участвовал в забастовках, бродил по далеким и неведомым ему дотоле землям, испытал голод и холод, жажду и зной. Он хорошо закалил себя за эти три года. Познал Дену дружбе и товариществу.

Когда Фостер нанимался матросом на парусный флот, он мечтал изучить искусство навигации, побывать в экзотических странах. Но теперь его неудержимо тянуло в Штаты. Он истосковался по родной земле и большим городам, шумным улицам. Фостер жаждал активной Деятельности.

Настал час вернуться домой.

«В БОРЬБЕ ОБРЕТЕШЬ ТЫ ПРАВО СВОЕ…»

Зачем у станка, когда мы в борьбе?

В единстве мы всё завоюем себе.

Единство! Единство!

Вот правильный путь!

К хозяйской конторе дорогу

забудь!

Американская рабочая песня

Осенью 1904 года Фостер распрощался в английском порту Норс-Шилдс с парусником «Графство Кардигана» и на пароходе направился в Филадельфию.

За четыре года, что он отсутствовал, «город братства» заметно изменился, появились первые небоскребы, улицы стали еще более оживленными и шумными, повсюду виднелись новые фабрики и заводы, поток иммигрантов не уменьшался, в порту высился лес пароходных труб.

Рабочие же по-прежнему оставались бесправными париями, у работодателей была одна лишь забота: побольше выжать из них соков, поменьше платить им. Как всегда, правительство, суд, газеты поддерживали владельцев фабрик, заводов, компаний; полиция, войска разгоняли демонстрации, расправлялись с забастовщиками. Агентство сыщика Пинкертона, поставлявшего фабрикантам шпиков, штрейкбрехеров и провокаторов, превратилось в солидную фирму с филиалами во многих индустриальных центрах, приносившую своему хозяину два миллиона долларов в год чистого дохода.

Но боевой дух рабочих только крепчал в ожесточенных классовых боях. Люди труда все решительнее выступали в защиту своих прав.

Возникали новые профсоюзы, забастовочное движение росло и ширилось, охватывая все новые регионы и отрасли промышленности. Слово «социализм» все чаще раздавалось на рабочих собраниях и митингах.

Лидеры буржуазных партий пугали капиталистов призраком надвигающейся социальной революции. «Милостивые государи, — говорил Марк Ханна, один из лидеров Республиканской партии, обращаясь к воротилам крупного бизнеса на одном из предвыборных выступлений 18 апреля 1903 года, — вы хорошо сделаете, если заранее приведете в порядок паруса, так как есть все основания предполагать, что в недалеком будущем в Соединенных Штатах разразится одна из величайших бурь, какие когда-либо видел свет… Рабочие недовольны своей судьбою… Положение мне рисуется далеко не в розовом свете, напротив, я замечаю, как политический горизонт заволакивается зловещими тучами. Рабочие быстро пропитываются духом, который в них вдохнули социалисты. Социалистическая пропаганда разлилась по всей стране, и скоро она принесет свои плоды в среде рабочего класса. Мы, капиталисты, не должны оставлять без внимания эти факты, несущие бурю. Напротив, нам следует попытаться овладеть этой бурей, а если возможно, отвести ее электричество в наши политические партии».

Марк Ханна призывал капиталистов сплотить ряды в борьбе с рабочими: «Обращая внимание на эти многочисленные факты, я приглашаю вас употребить все усилия, чтобы остановить движение, которое — я нисколько не сомневаюсь в этом — приведет нас к социальной революции, если мы будем продолжать нашу тактику последнего десятилетия.

Мы сами во многом виноваты. Все, что Уолл-стрит в состоянии был сделать, чтобы разжечь волнение, он имел неосторожность сделать. На рынок были выброшены миллионы ценностей. Из среднего класса мы выжали все соки… Покупательная сила рабочих значительно уменьшилась, наши ошибки дали рабочим все основания для возмущения. И когда наступит день восстания — а он приближается, — я медного гроша не дам за голову Пирпонта Моргана, потому что именно он, по мнению рабочих, является ответственным за многие бедствия, свалившиеся на их головы».