Читаем Фостер полностью

Свидетель обвинения провокатор Харви Матусоу впоследствии отрекся от своих показаний, признав их ложными. В 1955 году он опубликовал книгу «Лжесвидетель», в которой описал свою деятельность осведомителя. После этого правительство не только не сочло нужным освободить пли реабилитировать многих людей, которые попали в тюрьму или потеряли работу в связи с показаниями Матусоу, признанными им теперь ложными, но, напротив, привлекло его самого к суду за дачу ложных показаний. Матусоу был признан виновным и приговорен к нескольким годам тюремного заключения. Таковы были свидетели обвинения, под стать им были и судьи.

Медина вел себя во время процесса на Фоли-сквер вызывающе, грубо, пристрастно. В нарушение американских процессуальных норм он прерывал защитников и свидетелей защиты, угрожал им, обрывал выступления обвиняемых, изгонял их из зала суда. Так, Генри Уинстон и Гэс Холл были удалены Мединой из зала суда на все время процесса.

Что касается присяжных заседателей, то они не скрывали своей враждебности к обвиняемым, что превратило суд на Фоли-сквер в фарс.

Девять долгих месяцев длилась судебная расправа над коммунистами. Наконец 14 октября 1949 года присяжные признали всех подсудимых виновными, а неделю спустя судья Медина объявил им приговор: десять человек были приговорены к тюремному заключению сроком на пять лет и к штрафу в 10 тысяч долларов каждый. Роберт Томсон, геройски сражавшийся на полях второй мировой войны и отмеченный высокими военными наградами, был приговорен «всего лишь» к трем годам тюрьмы и уплате тех же 10 тысяч долларов. Одновременно с этим Медина приговорил адвокатов осужденных (их всего было пять) за «неуважение» к суду к тюремному заключению сроком от тридцати дней до шести месяцев. Такой же дополнительный срок получил генеральный секретарь партии Юджин Денпис, выступавший в роли своего собственного защитника.

Этот возмутительный приговор Медины был подтвержден апелляционным судом, а в июне 1951 года — Верховным судом США. 2 июля того же года семеро из одиннадцати осужденных были заключены в тюрьму. Четверо, в их числе Гэс Холл, ушли в подполье. Несколько месяцев спустя Гэс Холл был арестован агентами американской охранки в Мексике и тайно доставлен в США, где ему было прибавлено еще три года к прежнему пятилетнему сроку. Вскоре шпики выследили и других осужденных. Наконец, все руководители компартии оказались в тюрьме. Все, за исключением Фостера.

Не успел закончиться процесс двенадцати, как американские власти арестовали и бросили на скамью подсудимых 13 новых членов Национального комитета компартии, избранных вместо ранее осужденных. Их также приговорили к длительным срокам тюремного заключения.

Параллельно по всей стране проводились процессы над руководителями местных организаций компартии, активистами, антифашистскими деятелями культуры, борцами за мир. Многие из них получили длительные тюремные сроки. Среди осужденных были женщины преклонного возраста, инвалиды, старики. Их арестовывали вооруженные до зубов полицейские. Эти «стражи порядка» врывались в частные квартиры, больницы, конторы, сопровождаемые корреспондентами. Арестованных волокли в суд, который назначал непомерно высокий залог для выпуска их на поруки. Людей, предоставлявших деньги в залог, в свою очередь, подвергали преследованиям за симпатии к коммунизму, так же как и адвокатов обвиняемых. Коммунистов, не являвшихся гражданами США, высылали из страны, а американских граждан иностранного происхождения лишали гражданства и выдворяли за границу.

В результате целой серии законодательных актов (в августе 1954 года был принят закон Хэмфри — Батлера, фактически запрещавший компартию) и правительственных распоряжений коммунисты были превращены в своего рода изгоев, граждан второго сорта, лишенных многих элементарных прав. Помимо прочих форм дискриминации, писал Фостер о тех годах, американским коммунистам было запрещено работать во многих отраслях промышленности и в государственном аппарате; им было запрещено служить в вооруженных силах; они пе имели права преподавать в школах; закон запрещал им работать на руководящих постах в признанных профсоюзах; они теряли право быть избранными в правительственные органы или работать в них; им не выдавали паспортов для выезда за границу; они испытывали трудности в обеспечении себя жильем, и в школах их дети подвергались дискриминации; в судах их права грубо попирались, и правительство, чтобы осудить их, бесстыдно использовало тщательно разработанную систему доносчиков и провокаторов в масштабах, невиданных ранее в американской истории.

Но даже в этой обстановке небывалых в истории Соединенных Штатов преследований инакомыслящих борьба за мир и международную разрядку продолжалась. Находились мужественные американцы, верные демократическим традициям своей родины, открыто и энергично требовавшие положить конец «холодной войне», отказаться от угрозы применения термоядерного оружия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее