Фотограф

– Ты пришлешь мне фотографию?

– Я подумаю. Официант! Счет! – криво улыбнулся я, доставая бумажник. – Но я тебя провожу. Ты не в том состоянии, чтобы шляться по ночным улицам.

– Спасибо, – кивнула она, вставая со стула и снимая со спинки полушубок. Когда-то мех был красивым. Сейчас он напоминал полинялую пизду. Как и его хозяйка.

Когда мы медленно шли по загаженным улицам Стрэтфорда[7], она вновь заговорила. Я удивленно поднял бровь, когда услышал её хриплый голос, достал из кармана сигареты, и, подкурив сразу две, протянул одну ей.

– Ты странный мужчина, – рассеянно бросила она. Я промолчал, потому что другим всегда виднее, а спорить я не любил. – Не такой, как другие.

– Знаю, – кивнул я, пиная в сторону пустую банку из-под пива, валявшуюся на пути. Банка, глухо лязгая, отлетела в сторону и влипла в лужу чьей-то блевотины. Когда живешь на Стрэтфорде, привыкаешь и не к такому говну. – Другие тебе врали, а я говорю правду.

– Но правда – это больно.

– Зато действенно.

Она поджала губы и, чуть подумав, взяла меня под руку. И тут же добавила, когда заметила, что я напрягся:

– Прости. Я на каблуках, а тут дорога неровная.

– Дороги тут нет. Только ебаные ямы, – буркнул я, нехотя расслабляя руку. Я не любил, когда ко мне прикасались. Старый заскок из безумного детства. Только во время секса неприязнь уходила. Но сейчас я не собирался никого трахать. Мне просто хотелось домой, выпить пива и лечь спать, пока лед и боль снова не вернулись.

– Знаешь, они меня согревали, – продолжала она.

– Мужики?

– Да. Те, с кем я ходила на свидания. Ну… после него. Ты понимаешь?

– Ага.

– Они соглашались на секс, дарили мне тепло, а утром уходили.

– Почему? Не было достойных обмудков?

– Да. Никто не цеплял так, как он. А ты цепляешь, – она снова лукаво на меня посмотрела и слабо погладила мой бицепс. Я стряхнул её руку и помотал головой. – Уверен, что не хочешь сладенький минет?

– Нахуй мне не сдался твой минет, – ругнулся я и, остановившись, повернулся к ней. – Чего тебя так тянет меня выебать? Я просто сделал фото и угостил тебя выпивкой. Большего мне от тебя не нужно. Всё. Точка!

– Прости, – гнев сошел на нет, когда она всхлипнула. Я сжал зубы и выругался про себя. Гребаный моралист. Нашел, на ком отрываться. На несчастной алкоголичке, которой нужна капля тепла и гребаной заботы.

– Далеко еще? – спросил я, поежившись от прохладного ветерка. На миг показалось, что Он, подаривший мне этот сраный фотоаппарат, стоит где-то неподалеку, и от этого стало еще холоднее.

– Нет. За углом, – она неопределенно махнула рукой вперед, и я, ускорив шаг, завернул за угол. Завернул, чтобы тут же отлететь назад от резкого и сильного тычка в грудь.

Равновесие удержать не удалось, и я позорно шлепнулся на задницу. Фотоаппарат в рюкзаке слабо хрустнул, но он меня мало волновал. Куда интереснее был белобрысый здоровяк в дорогом костюме, стоящий напротив меня и улыбающийся гаденькой улыбочкой.

Я перевел взгляд на свою спутницу и увидел у неё на лице странную смесь обожания, ненависти и страха. Конечно. Наверняка тот самый обмудок, о котором она трещала без умолку весь вечер. Он на неё даже не посмотрел. Он смотрел на меня, кулаки его были сжаты, а в глазах полыхало желание причинить кому-нибудь боль.

– Значит, ты действительно редкостный гондон, – буркнул я, поднимаясь на ноги. Он улыбнулся. Зубы были идеально белыми и резко контрастировали с окружающей темнотой и помойкой.

– Ты, – процедил он, не поворачивая голову, – иди домой. Я скоро закончу и поговорю с тобой.

– Ник… – она попыталась что-то сказать, но слова застряли в её глотке. Она была напугана. Очень сильно.

– Пошла. Вон, – повторил он, наблюдая за тем, как я отряхиваю куртку. – Сейчас вырублю твоего ублюдка, и поговорим. Ты, видимо, забыла, что я тебе говорил.

– Ник. Он просто фотограф. Он фотографировал меня.

– Кому нужно фотографировать твою испитую рожу, – рассмеялся он. Холодно и жестко. Властный уебок. Я встречался с такими. Все они были, как один. Редкостными гондонами.

– Мне, – буркнул я, подтягивая лямки рюкзака так, чтобы он не болтался.

– Я займусь тобой через минуту, – обрадованно улыбнулся он. Конечно, тычок и мое падение убедили его в легкой победе. Типичная ошибка всех мудаков.

– У тебя нет минуты. Ты слишком много пиздишь, – я подскочил к нему и резким кроссом врезал ему по скуле. Теперь настал черед гребаного франта лететь на жопу, а потом ошарашенно тереть место ушиба и смотреть на того, кто посмел это сделать. Он взмахом, резким и недовольным, отмахнулся от подбежавшей к нему женщины и, поднявшись на ноги, несколько раз крутанул корпусом, будто разминаясь. Делал он это подчеркнуто и небрежно, нацепив на лицо равнодушную маску. Но я-то знал, что этот обмудок в ярости.