Фотограф

– Забей. Лучше давай сделаем еще несколько фото, пока не стемнело, – отмахнулся я. Она улыбнулась, взяла меня снова под руку, и мы пошли дальше по шелестящему гравию. Только теперь мне было как-то полегче, чем раньше. Она не сочла меня ебаным психом и не послала к черту. Немногие женщины в моей жизни так поступали. Да чего темнить. Всего две. И одной из них была Четырнадцатая.

После прогулки мы, как обычно, выпили кофе, и я проводил Четырнадцатую до дома. Не до автобуса, хоть она и настаивала, а до дома. Тут пришлось настоять мне, потому что вечером Стрэтфорд превращался в филиал Ада, да и мне было бы спокойнее знай я, что она дома в целости и сохранности.

Четырнадцатая жила в двух кварталах от меня, в типичной для гетто многоэтажке с обоссанным подъездом, заблеванным лифтом и ебнутыми соседями. Поэтому, проводив её до двери, я улыбнулся и мысленно сказал себе, что поступил правильно, потому что в лифте с нами ехал какой-то обдолбанный тип, которого Четырнадцатая назвала мистером Верноном. Мистер Вернон гадко улыбнулся, рыгнул и, вытащив хуй, тут же осел на пол, когда я коротким хуком засадил ему под ребра. Четырнадцатая вздохнула, улыбнулась, а потом взъерошила пускающему пузыри утырку грязные волосы, чем еще сильнее меня удивила.

– Он просто дурачок. Местный. Все его знают.

– Я не знал. И когда при мне без согласия кто-то достает из штанов хер, то я реагирую так, – хмыкнул я.

– Он все равно ничего не вспомнит завтра, – снова улыбнулась она и, остановившись возле своей двери, неловко закусила губу. – Мы пришли. Спасибо за прогулку, Адриан. И за то, что проводил.

– Не за что, – кивнул я, доставая сигарету. – Сейчас у меня много работы, поэтому твоими фотографиями я займусь, когда немного разгребу свои завалы.

– Не торопись. Я все понимаю, – она покраснела, а потом, сжав мою руку, заглянула в глаза. – Обычно я так не поступаю… но, может чашку чая? Если ты откажешься, я не обиж…

– Было бы замечательно, – кивнул я, перебив её. – Да и руки надо вымыть. У этого ебанутого мистера Вернона был очень грязный пиджак. Как бы чуму не подцепить или какой-нибудь герпес.

Квартирка Четырнадцатой была довольно милой, но это не удивляло, потому что хозяйка – молодая девушка. В моей квартире вечно царил ебаный срач, и среди гор пустых коробок из-под пиццы с прочим фастфудом вполне реально было найти парочку забытых другими цивилизациями артефактов. Но у Четырнадцатой все было довольно мило.

Она любила минимализм и прямые линии. Даже диван у окна не имел скругленных углов. Только прямые линии, прямые углы и минимум вещей. Мне понравилась её квартирка. Старенький телевизор в углу гостиной, шкафчик с десятком книг и журналов, столик со старым компьютером, три картины на стенах. Я улыбнулся, повнимательнее рассмотрев одну из них. На ней был изображен мужчина: очень тучный и с довольно крохотной головой, размером с ноготь мизинца, наверное. Он обнимал крохотную женщину и все его крохотное лицо выражало небывалое счастье. От этой картины веяло тем же теплом, что и от Четырнадцатой.

– Она тебе нравится? – тихо спросила Четырнадцатая, подходя ко мне. Я повернулся к ней и, улыбнувшись, кивнул.

– Ага. Милый толстяк и крохотулька-девушка. Я бы повесил такую у себя дома, хоть там и ебаный срач вперемешку со Средневековьем.

– Спасибо. Любому творцу приятна похвала, – покраснела она, а до меня наконец-то дошло.

– Погоди! Это твоя картина? Ну, в смысле, ты её нарисовала?

– Да. Одна из моих первых работ, – улыбнулась Четырнадцатая. – В кладовке еще штук пятьдесят лежат, но я не люблю, когда стены увешаны своими же картинами. Смахивает на нарциссизм в терминальной стадии.

– Если остальные похожи на эту картину, то им место не на твоей стене, а в галерее, – усмехнулся я, рассматривая другую картину, на которой был изображен огромный фиолетовый кот с такой же, как и у толстяка, крохотной головой и крохотными лапками.

– Брось, – рассмеялась Четырнадцатая. – Кто возьмет такие каляки в галерею? Да и пишу я их для себя. Когда мне грустно и хочется чуточку тепла.

– Я вот уверен, что толпы всяких любителей художественной мазни определенно обкончаются от радости, когда увидят твои работы. Ты должна показать хотя бы парочку, – пожал я плечами. – Если хочешь, я дам номер телефона владельца «Черной канарейки». Скажешь, что от меня, и он поможет.

– Спасибо, но… я, наверное, подумаю. Спасибо еще раз, – покраснела она. Я бы никогда не сказал этого вслух, но мне нравилось, как неловко она краснела от смущения. Словно вспыхивала вся, в глазах загорался инфернальный огонек, а потом все так же резко пропадало. Удивительное смущение.

– Подумай. Это реально круто! – улыбнулся я.