Фотография из Люцерна

– Полагаю, проще сказать, чего там не было. Госпожа меня раздела, связала и уложила на медицинскую каталку. Лицом вверх. Устроила допрос, очень суровый. Жрица – и одновременно дознаватель. Она хотела, чтобы я всё ей рассказал: мечты, фантазии, сексуальный опыт. Чем больше я рассказывал, тем более настойчиво она спрашивала. Почувствовать себя настолько открытым и обнаженным – это такое освобождение! Она говорила, что хочет не только изучить мое сознание, но добраться и до подсознательного, до «животной составляющей сущности», до «самой глубокой части эго».

Официантка принесла наш заказ, расставила тарелки и ушла.

– Вам, вероятно, интересно, когда начнется БДСМ. Не буду вдаваться в подробности. Но, когда Шанталь сомневалась, что я полностью откровенен, или подозревала во лжи, она меня наказывала, связывала в болезненных и неприятных позах, причиняла боль.

– Как инквизитор.

– Да, верно, она была великолепным инквизитором! Ей было совершенно невозможно сопротивляться. – Карл поднимает на меня глаза. – Ладно, давайте есть, а то все остынет.

Мы жуем, и я пытаюсь представить эффект освобождения, который он так хорошо описал. Это очень похоже на мое состояние после визитов к доктору Мод.

– А сексуальные фантазии на тему исповеди… Шан-таль спрашивала, откуда они взялись?

– Я сам ей сказал. Меня воспитывали в католическом окружении. Священник жестоко обращался с нами, детьми, – возможно, вы слышали такие истории? Чтобы избавиться от последствий, потребовались годы психотерапии, но и это не особо помогало. Потом я обнаружил, что могу купировать боль, эротизируя ее. Каким-то непонятным образом боль, причиненная мне в детстве священником, и сеансы с разными психотерапевтами сплавились воедино и превратились в эротические фантазии на тему подчинения доминирующей жрице. Шанталь точно понимала, что мне нужно, и лучше всех могла это обеспечить.

– Она по-настоящему вам помогла?

– Хотя мы провели всего десяток сеансов, жизнь поменялась. Я выходил от нее с ощущением ясности; словно мое сознание отчистили. – Карл умолкает. – Конечно, это помогало только на время, а потом снова требовался сеанс. Я в прямом смысле стал к ней привязан. – Он качает головой. – Мне будет ее не хватать.

– Она рассказывала вам что-нибудь о своей личной жизни?

– Только после сеансов. Мы ходили перекусить, часто именно сюда. Потом гуляли – как равные. Во время сеанса она была строгой и суровой, а после – милой. Что мне нравилось, не было всех этих психотерапевтических кривляний. «Мы работаем вместе, – часто говорила она. – Неважно, откуда взялась проблема, важно, как ее разрешить».

Мы вдвоем оплачиваем счет, и Карл провожает меня обратно к дому. Я спрашиваю, как он охарактеризовал бы стиль доминирования Шанталь.

Он отвечает не задумываясь:

– Самоотверженность и погружение. Полная ответственность за меня как клиента и полное погружение в роль во время сеанса.

Как у любой по-настоящему хорошей актрисы, думаю я.

Он был со мной искренним; возможно, слишком искренним. Почему он так много рассказал совершенно чужому человеку? Мне это нравится и одновременно вызывает подозрение.

– Я очень рад знакомству, – говорит Карл, когда мы подходим к двери. И, после паузы: – У меня такие теплые воспоминания от этого места. Можно мне зайти? Просто в память о старых временах.

– Простите, это невозможно, – говорю я.

Он кивает.

– Да, понимаю. Но все равно, спасибо, что дали возможность выговориться.

Я снова благодарю его, вхожу в дом и на мгновенье замираю по ту сторону стеклянной двери. Поворачиваюсь, и наши глаза встречаются. Он расстроен и смущен.

Я улыбаюсь. Он улыбается мне в ответ и уходит.

Днем, после многочасовой репетиции перед видеокамерой, я решаю пойти на прогулку. Отправляюсь в новый арт-салон на Телеграф-авеню, примеряю прекрасное колье ручной работы, в последний момент убеждаю себя, что обойдусь без него. На обратном пути прохожу мимо книжного магазина, где обнаружила библиотеку Шанталь. А еще через квартал замечаю Джоша: он устроился в кафе рядом с «Фокс-театром».

Он тоже видит меня и окликает:

– Эй, Тесс! Привет, куда подевалась? Сто лет тебя не видел.

Я подхожу к столику, и Джош делает приглашающий жест.

– Никуда не подевалась. А ты?

– Уезжал в Лос-Анджелес, повидать детей. Теперь снова взялся за карточных королев. Королева Пентаклей готова. Сейчас заканчиваю писать Королеву Кубков. Та еще стерва! – Он внимательно смотрит на меня. – Так что?

– В смысле?

– Мы снова друзья?

– А были?

Он смеется.

– Боже, как высокомерно!

– Я вообще девушка высокомерная. Как Королева Кубков. Сам же сказал – стерва.

– Ты согласишься позировать?

– Для Королевы? Ты же сказал, что заканчиваешь.

– Кроме лица. Лица пока нет. И сейчас я смотрю на тебя и думаю…

– Имей в виду, Джош, ты рискуешь: будешь меня рисовать и однажды окажешься персонажем моей пьесы. Не факт, что положительным.

Он вновь смеется.

– Мне нравится, как идет наш разговор.

– Вообще, хорошо, что я на тебя наткнулась. Есть пара вопросов.