Фотографов с рук не кормить

И тут же подалась вперед и поцеловала-укусила его в шею, с нажимом проводя ладонью по впадине позвоночника — от его коротко стриженных волос до ямочек на бедрах. Он вздрогнул, замерев на долю секунды. Его хриплое дыхание сбилось, и Ник, не сдержавшись, застонал от упоения.

Наши тела жили собственной жизнью, двигаясь навстречу друг другу, соединяясь, сжигая разум, оставляя оголенные, натянутые до предела, гудящие, как провода под высоким напряжением, чувства, переворачивая сознание, реальность.

Переворачивая — во всех смыслах. Ник обнял меня и резко опрокинул нас обоих, оказавшись сам на спине. А я — над ним.

Увидела широкую хитрую улыбку.

— Даже так? — Я провокационно изогнула бровь, ловя бедрами ритм.

— Делай со мной, что хочешь, любимая… — Он хотел произнести это шутливо, но подвел хриплый голос, в котором я услышала голод. Голод и желание обладать.

— Это была моя фраза. — У меня получилось не лучше. А все потому, что мои губы не хотели говорить. Они хотели только одного — целовать.

Требовательно, жарко, со всей силой и страстью, что бурлила в моей крови. И я наклонилась, упирая руки с обеих сторон от его тела, чувствуя, что ещё немного — и взорвусь. Мы оба взорвемся.

Движения навстречу друг другу становились все быстрее. Я ощутила, как руки Ника сжимают мои бедра и нас уносит, накрывает волной удовольствия. Не того, которое на грани. Нет. Это было уже за гранью. Оно взрывало нас изнутри, сметая все преграды. Ощущения — острые, невероятные — их было слишком много. Настолько, что я обессиленно упала Нику на грудь.

Еще никогда ни с кем мне не было настолько невероятно, настолько восхитительно. И наверняка не будет. Мне не хотелось, чтобы эти мгновения закончились.

— Не отпущу. — Ник, вторя моим мыслям, обнял, прижимая к себе, и вновь потолок и пол поменялись местами. — И не забуду нашу с тобой первую ночь. Никогда.

Он посмотрела на меня сверху вниз.

— Кажется, я в тебя вл… — начал было Ник, но договорить не успел.

И я так и не узнала: вляпался он в меня или все же влюбился. А все потому, что мне показалось: в саду взорвалась свето-шумовая граната.

Звуки взрывов, зарево пламени, танцевавшее в стеклах окон. Мы подскочили с постели. Ник — ничуть не смущаясь костюма Адама, я — рефлекторно схватив подушку и прикрывшись.

А вот едва оказались у подоконника, я увидела, как мимо нас лихо пролетает призрак под музыку. Оная, к слову, могла травмировать не только нежную психику тонкого музыкального эстета, но и матерого десантника, а также обеспечить контузию тяжелой формы. Да что там. Этот трек наверняка использовали для кодирования от хронического алкоголизма, и обрядов экзорцизма, и перевоспитания соседей-перфорастов.

В общем, орало так, что с неба падали не только вороны, но и боинги. Или, может, виной такой мощной звуковой атаке была ночь, когда чистый до звона воздух рождал шикарнейшую акустику?

В общем, ария вышла знатной. Солист с подпаленным задом, удиравший от привидения класса «земля-воздух-грядка с кабачками», орал что есть мочи. Так что и без микрофона докричался бы до Сахалина.

Я ни разу в жизни не видела таких пируэтов и сальто. Даже на гастролях «Дю Солей»!

Предыдущий акробатический этюд в стиле «покоритель яблони» в исполнении кабачкокрада (а это был именно он!) меня не столь впечатлил, как сегодняшнее «выступление».

Бежал ворюга ходко, закладывая кренделя и дыша в лучших традициях родовспоможения — шумно, натужно и местами даже с матерком. Я бы даже сказала — турбулентно. А что? Ноги-то у кабачкокрада, в отличие от рук, были здоровые. Топал так, что я поняла: зря папа так долго в свое время сваебойную машину искал для закладки фундамента дачи. Вон какой агрегат в шаговой доступности все время ошивался.

Тать несся, поправ грядки, кусты, логику и местами даже законы физики. Хотя до сегодняшней ночи я думала, что через последние не переступить даже со взяткой, в отличие от пресловутых законов совести и права. Ан нет! Оказалось, что испуг — дело такое. Через двухметровой забор за секунду перекинуть может.

Тело шлепнулось с той стороны забора так, что срезонировали, по ощущениям, даже тыквы, оставшиеся недотоптанными на грядках.

Я же ошарашенно пялилась на пентаграмму, в которой довзрывались остатки петард. Эта-то картина меня и добила. Посему, выставив подушку перед собой на манер тарана, я вкрадчиво так поинтересовалась:

— Ник, а это что вообще такое было?

— Превентивные меры.

— Ты решил превентивно разгромить МОЙ сад? Чтобы он, так сказать, ворам не достался? — Я двинулась на Ника.

Он перешел в тактическое наступление, но в противоположенном от меня направлении.

— Да я по глазам этого гада понял, что он мстить придет. И вот решил его немного опередить.

— Немного?

— Ну хорошо, я слегка увлекся… — Он поднял руки в жесте «сдаюсь, пощади». И, не иначе, чтобы задобрить злую богиню мщения в моем лице, вспомнил о жертв… в смысле о жратве. — А может, чайку? С кексиком?

— Ник, я с тебя фигею! — только и смогла выдохнуть.