— В тебе, сын мой, говорят гнев, и гордыня, и алчность — грехи смертные, — нравоучительно ответил священник.
— Ну что еще ожидать от того, кто регулярно вторую заповедь нарушает, — хмыкнул Ник.
И тут же удостоился сурового взгляда святого отца, который без слов говорил: «Сам знаю, не лезь в воспитательный процесс, салага!» Это потом я узнала, что местный батюшка — бывший десантник и может вразумить не только словом, но и дрыном… в смысле делом. А вот пока то, как посмотрел священник на Ника, меня лишь заставило призадуматься. А так ли просто тот, кто п ришел сегодня увещевать нас, «сатанистов»?
Распрощались мы с представителем местного духовенства даже тепло, правда, под звуки стираемой зубной эмали раба божьего Прохора, до которого наконец дошло, что кляуза на нас обернулась лично для него трудовыми работами и молитвами «за спасение наших душ».
Когда же калитка за утренними гостями закрылась и мы остались одни, Ник выразительно присвистнул.
— Эм? — не поняла я.
— Знаешь, из меня по-разному пытались выжать деньги. Прикрываясь моральной компенсацией и материальным ущербом в том числе. Но использовать при этом как рычаг давления анафему — до этого не додумался ни один из изворотливейших юристов.
— Просто у них не было кабачково-тыквенных мотиваторов. — Я указала на грядку с бахчой. Та была уже изрядно потоптанной и даже слегка напоминала минное поле, но пара оранжевых тыкв еще гордо желтела на посрамление всем наглым ворам.
Ник расхохотался и, отсмеявшись, выдохнул:
— Ань, я тебя обожаю! — И, вдруг посерьезнев, добавил: — Я не хочу, чтобы ты исчезала из моей жизни.
— Да я вроде пока и не собиралась. Мы же так и не выяснили, кто решил тебе устроить свидание с предками длиною в смерть.
— Я не хочу, чтобы ты и после того, как мы узнаем имя моего убийцы, ушла.
— Почему ты думаешь, что я куда-то испарюсь? — Я вскинула голову.
— Может быть, потому, что утром я острее чувствую одиночество? — вопросом на вопрос ответил Ник.
Ему не нужно было пояснять. Потому что я тоже именно в рассветные часы, когда воздух ещё не прогрет лучами солнца, холоден и влажен, чувствовала его — одиночество. Даже когда рядом был Стас. Это вечером, в кругу друзей или под приглушенный шум колонок, когда я смотрела фильм, ощущение, что я всеми покинута, уходило. А утром, проснувшись… До завтрака… Я ощущала вокруг себя пустоту. Но это было раньше… До встречи с Ником.
А сейчас каждый рассвет для меня — новый вдох, новые надежды. Даже если он был смурым и дождливым. И хотелось улыбаться ему, вновь пришедшему дню, беззаботно входя в дышащее свежестью утро.
И сейчас, глядя в глаза Нику, подумала: а это вообще нормально — быть неодиноким и счастливым с утра пораньше? Или и здесь я отметилась как мисс аномалия?
Его рука коснулась моей скулы. Нежно, едва ощутимо.
— Аня, ты ворвалась в мою жизнь, буквально с разгону въехала в нее на дребезжащей развалине, которая ездит на одном лишь чуде и твоем упорстве. Ты перевернула все с ног на голову, и… Я боюсь, что ты однажды можешь так же внезапно исчезнуть.
— Я? Въехала в тебя? Наглый поклеп! Да я заглохла, так никого и не сбив! — постаралась перевести все в шутку, подспудно ощущая, что Ник клонит к чему-то важному. А я… я не знала, готова ли к серьезному разговору.
— Жалеешь? — с какой-то особой интонацией спросил Ник, явно имея в виду нашу нечаянную встречу.
— Да! Жалею! Мало досталось этому ворюге, потоптавшему мамины пионы. А о том, что ты сел в мою машину, — нет. Кто бы меня бесил тогда? И готовил вкусные завтраки?
Я упорно старалась уйти от серьезной темы. Но тщетно. Как успела убедиться, если Ник что решил для себя, поставил цель, то даже собственная смерть не будет веской причиной, чтобы не осуществить задуманное. Вот и сейчас он не дал сбить себя с курса.
— Аня, я хочу быть с тобой. И ещё хочу быть честным до конца. Потому что перед тем, как задать тебе один вопрос, ты должна знать кое-что обо мне.
— У тебя есть тайные жена и ребенок? — иронично вырвалось у меня помимо воли.
И только потом запоздало подумала: если юмор продлевает жизнь, то сарказм наверняка укорачивает. Во всяком случае, Ник на меня так выразительно посмотрел, что я невольно задумалась над выбором. Шелк — это, конечно, красиво и хорошо, зато хлопок — дешевле. Для савана. Моего.
— Нет, — так резко отрезал Ник, что я сделала полшага назад. — Ань, извини… — произнес он, видимо поняв, что напугал меня. — …Черт, как же тяжело все объяснить!
— Что именно? — Мне захотелось податься ему навстречу, дотронуться, но я осталась на месте.
— Знаешь, я всегда считал семью чем-то вроде ширмы, за которой удобно прятать свои грехи…