Fourth Screem

Заканчивая этот краткий обзор одной из бесславных страниц нашего прошлого, пытаюсь утешить себя тем, что мы в этом отнюдь не одиноки. В общемировом масштабе, судьбе угод­но было возложить на нас роль жертвы – не палача. Язык не поворачивает­ся сказать: нам повезло. Но нам повезло. Нам повезло, что в Кремле воссел палач Сталин – не палач Троцкий. Нам повезло, что история не дала нам возможности проявить звериные инстинк­ты в той мере, в какой это делали другие народы. Однако и в нашем доме не все было ладно. И то, что мы сейчас начали говорить об этом вслух, думать, искать новых и све­жих решений, спорить – свидетельство нашей силы и духовного здоро­вья.

Ныне хасидизм слился с основным потоком ортодоксального иудаизма и представляет собой наиболее догмати­ческую силу и в Израиле, и в диас­по­ре. Несмо­т­ря на это, многие полагают, что единственно он являет собой образ полно­ценного еврея. К сча­стью, нет нужды опровер­гать это, посколь­ку широко распрост­ра­нены и иные, более современ­ные, а главное, более терпимые формы еврейского вероучения.

Из числа стран с богатой древностью, пожалуй, только страны исламс­ко­го востока тщатся еще удерживать свои народы в бесчеловечных рамках жесткого религиозного норматива. Только там еще свирепствует полицейс­кий надзор над малейшим проявлением свободной мысли и творчества. Толь­ко там еще свято хранят устои, унижающие женское достоинство.

Конечно, конечно, Боже упаси, мы не такие. Мы уже не такие. Мы еще не такие. Но разве то, что пытаются навязать нам сегодня ортодоксаль­ные блюстители нашей веры, так уж не похоже на исламские теократии? Разве последнее требование израильских раввинов о разделении мужчин и женщин в общественном транспорте не того же поля ягодка?

Несмотря на наше восточное происхождения, наш современный мента­ли­тет все же западного типа. Мы не только исповедуем веротерпимость. Для большинства из нас она стала мерилом интеллигентности и подлинной человечности.

Думаю, что исторические условия, равно как и нынешний уровень нашего самосо­знания, вполне подходящие для того, чтобы найти достойное место и некошерному, и даже необрезанному еврею в общем духовном спект­ре национальной жиз­ни. Также не за горами, очевидно, и постановка вопроса об отделении еврейского государства от синагоги, роль которой в созидательных успехах нации и, в особенности, в системе отношений с дру­ги­ми народами не одноз­нач­на и явно преувеличена. В цитируемой вы­ше книге по истории русского еврейства есть на этот счет довольно красоч­ные свидетельства.

Когда в еврейскую среду стали просачиваться идеи просвещения, никто иной, как раввины и мо­ло­дые ха­сиды, похерив на время вражду, обруши­лись на них вполне дружным шквалом. "Общее образование, – пишет Гессен, – пред­ста­в­лялось кагалу столь же страшным, если не больше, как и религиозное движение, выразив­шееся в хасидизме".

Начав "бороться за свое существование", раввины выступили даже про­тив таких скромных реформ царизма, как до­пу­щение евреев в городские ор­га­­ны самоуправления и признание равноправия еврей­­ских купцов и мещан в среде соответствующих сословий коренного населения. Можно представить себе, в какой ужас приводило их то обстоятель­ство, что "недоволь­ные эле­мен­ты" кагалов "вздумали искать защиты в общих судеб­ных устано­в­ле­ниях также по делам религиозного характера". Будучи историком высшего клас­са и ревностным патриотом своего народа, Гессен меньше всего заботит­ся о выборе смягчающего слова. "Иго кагала" в его устах – такой же несом­нен­­ный факт, как и иго антисеми­тских предубеждений.

Успешно сопротивляясь внедрению светского образования в еврей­ские массы, наши лидеры, желая того или нет, укрепляли эстетическую брезгли­вость к еврею даже в передовой части русского общес­т­ва. Благодаря их эгоистичес­ким амбициям и религиозному фанатизму, образ грязного еврея в черном лапсердаке с чрезмерной раститель­ностью на лице, замкну­то­го и плутоватого, продержался на русской сцене чуть ли не весь 19 век.

Можно ли это обстоятельство совершенно исключить из анализа при­чин, объясняющих особое, затяжное бесправие евреев России, по сравнению с другими европейскими странами? Можно ли не принимать его во внима­ние при рассмотрении вопросов, связанных с "чертой оседлости"? С истока­ми русской юдофобии в целом?.. Не знаю, не знаю...