Fourth Screem

Одно время у меня была необоримая привычка показывать христианс­ким антисемитам то место из Евангелия, где Иисус отказывается исцелить нееврейку именно потому, что она не еврейка:

"И вот женщина Хананеянка, вышедши из тех мест кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов! Дочь моя жестоко беснуется. Но он не отвечал ни слова. И ученики Его, приступивши, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим (погибающим – Л. Л.) овцам дома Израилева. А она, подошедши, кланялась Ему и говорила: Господи! Помоги мне. Он же сказал в ответ: не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам" (Ев. от Матфея, 15, 22-26).

Поразительно, конечно, как этот эпизод пережил века воинствующего юдофобства и не был вытравлен из Нового (христианского) Завета каким-нибудь великим инквизитором свя­той церкви. Идеологи религиозного воинства, надо полагать, так же мало чи­тают труды своих основоположников, как идеологи-коммунисты – своих. Так что, какой уж тут спрос с простых смертных! Кому я только этот эпи­зод ни показывал! Пару раз уже здесь в Америке – по-английски. Смотрят на свою лю­би­мую библию, как на афишу коза. Как будто впервые видят.

– Ну что, – зло подначиваю я при этом своего интеллигентного, обычно растерянного, оппонента, – сам Бог твой называет тебя псом и говорит, что послан был только к страждущим евреям!

Ясно, что никто от столь неотразимого удара моего не только не умер, но даже не отказался ни от Иисуса Христа, ни от юдофобии. И надо полагать потому, что верующий юдофоб вовсе не обязан относиться к фактам и логи­ке с большим почтением, чем верующий юдо­фил или ортодоксальный иудей. Он, ско­рее, готов был заподозрить меня в том, что я принес ему под­де­лан­ное еван­гелие, чем допустить жидовскую предвзятость Христа. Не могу похваста­ть­ся, что реакция моих пра­во­вер­ных друзей-иудеев на еврейскую биографию Христа эмоционально другая.

В мою задачу не входит сейчас анализ всех идеологических тече­ний и партий, наводнявших Иудею тех лет. Еще меньше склонен я расстав­лять оценки или становиться на ту или иную сторону. Но для меня совер­ше­н­но несомненно, что споры между ними, выливавшиеся в очень острую и под­час неприми­римую борьбу, являлись внутренними спорами евреев между собой. И как бы дерзко, на слух ортодокса, ни звучали аргументы Иисуса, это бы­ли аргументы еврея и, по его убеждению, во благо еврейс­ко­го наро­да. Чего-чего, а жажды словесного боя у нас не отнимешь, боя нетер­пе­ли­вого, само­уве­ренного, оскорбляющего инакомыс­лящего противни­ка с не­пре­в­зойден­ным остроуми­ем и бес­пощадностью. Не забудем, что мы были тогда на 20 веков моложе, и об этической стороне риторики еще не ведали. Да и связи с Богом были настолько сильны, что взаимообвинения в преда­тельстве не за­дер­жи­вались, по обыкновению, на устах враждующих пар­тий.

"Не то, что входит в уста, оскверняет человека, – говорил Иисус, – но то, что выходит из уст, оск­верняет человека" (Там же, 15, 11). Согласно тексту Евангелия, здесь имеется в виду то, что, по сравнению со злыми помыс­лами сердца и распущенностью языка, не велика беда "есть немыта­ми руками". Не исключено, что это относилось и к отрицанию жестких запре­тов на ритуально нечистую (или некошерную) пищу. Поле­мич­ность этого догмата иудеской веры актуаль­на и по сей день.

Опять же, как бы мы к этому ни относились, сам факт, что это сугубо еврей­ская проблема, поднимавшаяся самими евреями на своей собственной еврейской земле, не подлежит сомнению.

Внимательный и беспристрастный читатель еван­гельских текстов не может не заметить и внешних атрибутов, свидетельству­ю­щих о еврейской националь­но­сти Иисуса. Иудею (или Израиль) он назы­ва­ет отечеством своим. Он мно­го бывает в синагогах, где, собственно, и происходят его стычки с фарисе­я­ми и саддукеями. Отец у него плотник – еврей Иосиф, а мать – еврейская женщина Мария. У него четыре брата с чисто еврейскими именами: Иаков, Иосий, Симон и Иуда. Между прочим, и имя Иисус, по нашим ощущениям, не очень еврейское, в старину было вполне еврейским и немало распространенным. Достаточно назвать имена Иисуса Навина, став­ше­го вождем евреев после смерти Моисея и Аарона; Иисуса, сына Дамнея, назначенного царем Агриппой первосвященником, вместо смещен­ного с этой должности Анана; Иисуса, сына Иосадака, ставшего первосвя­щенником сра­зу же после возвра­щения из вавилонского плена.

"В первом столетии нашей эры, – пишет Макс Даймонт, – в беспокой­ной Иудее, истекавшей кровью под тиранической властью римлян, множес­тво пророков, проповедников и святых людей, принадлежавших к сущест­во­­вав­шим в то время в стране двадцати четырем религиозным сектам, только и делали, что провозглашали близкий приход Мессии, который избавит евре­ев от ужасов римского ига. Каждая секта проповедовала свою доктрину спасения. Самыми многочисленными из этих вновь и вновь появ­ля­вшихся пророков и проповедников были ессеи. И, как показала история, самым значительным из них оказался Иисус".