Два врача склонились над Алексом. В первом он узнал своего недавнего знакомого, любителя истории. Только теперь его лицо закрывали сплошные очки с желтыми стеклами. Его улыбка наконец-то выглядела естественной, приобретя садистский оттенок. Второй врач взял один из проводов, который заканчивался тонкой иглой, быстро нащупал вену и воткнул иглу в правую руку Алекса. Силуэты врачей стали постепенно таять. Сквозь дымку Алекс увидел, как оба врача обернулись к окну и по кусочкам стали исчезать в серых мерцающих облаках. Несколько пенистых сгустков медленно приблизились к Алексу и замерли. Они красиво переливались мраморными прожилками и бурлили внутри пузырьками с неведомой энергией. Алекс так и не понял, что это были за облака – войды или мираж, вызванный наркозом.
Директор
Я сидел в своем новом кабинете и бесцельно крутился на дешевом пластиковом стуле с колесиками. За окном высокое дерево, которое росло в узком дворике между зданиями, раскинуло голые скрюченные ветви, будто сведенные судорогой. Оно словно хотело расширить пространство вокруг себя. Листьев уже давно не было. Их унес промозглый ноябрьский ветер. Под его порывами на одной из верхних ветвей мелко вздрагивал одинокий черный чулок, запущенный на дерево неизвестно кем. Скорее всего жителем с верхних этажей. Я присмотрелся к чулку и попытался представить его бывшую владелицу. Это была женщина лет тридцати, немного раздавшаяся от продуктов быстрого приготовления, с грустно опущенными уголками губ и крашенной челкой. Она вернулась домой поздно вечером. Одна. Свидание с продавцом мебели вместо бабочек в животе вызвало тупую ноющую боль в районе вилочковой железы. Было тоскливо. Женщина сделала несколько глотков вина из запотевшей бутылки «Шардоне», которую заранее припасла в холодильнике, как раз для таких случаев. Потом она вышла на балкон. Ночная прохлада приятно освежала тело. Хотелось раздеться. Женщина расстегнула блузку и повесила ее на фигуристую спинку белого стула, купленного когда-то давно с рук. Стул вносил еле уловимые нотки Прованса в скучный интерьер квартиры. Женщина села на стул и медленно по очереди стянула чулки со своих когда-то очень красивых ног. Они повисли на руках спущенными траурными флагами и почти сразу же растворились в ночной мгле. На душе становилось веселее. Женщина отпила еще вина и, воздев чулки над головой, как вымпел, размахнулась и швырнула их в ненавистное дерево, которое вечно заслоняло солнечный свет.
Я отвернулся от окна. Пора было возвращаться к работе. Вчера бывшие коллеги, узнав о моей новой должности, единодушно заявили, что я сошел с ума. Мне, честно говоря, и самому так казалось. Хоть я примерно и осознавал предстоящий объём работы, я понятия не имел, какие сюрпризы она мне может преподнести. Директор департамента социальных услуг – должность, звучащая не очень оптимистично. Услуги эти совсем нерадостные – психиатрические лечебницы, дома для умалишенных, интернаты для детей-инвалидов. Руководство в этом департаменте меняется регулярно, каждые два года. Зато подчиненные все время одни и те же. Стабильнейший коллектив, сдвинуть который под силу было лишь адронному коллайдеру. Это было, кстати, подозрительно.
Под мою опеку внезапно попали все государственные центры социального ухода, разбросанные по периферии нашей страны, и многое другое, наполненное проблемами и скорбью. Вспомогательные средства для инвалидов, например. Много тысяч постоянно ломающихся инвалидных колясок и протезов. К ним прилагалась толпа страждущих, по полгода стоящих за этими средствами в очереди. Реабилитация военных ветеранов и брошенных детей, наркоманов, игроманов, алкоголиков, насильников и даже проституток. Ну а что? Проститутки – тоже люди, получше даже некоторых других.
Этот взрывоопасный комплект венчал многомиллионный проект, который финансировали фонды Европейского союза, причем со всей присущей европейской бюрократии бдительностью. Проект назывался «Деинституционализация». Мы его называли сокращенно «ДИ». Его целью было вернуть в общество людей с психическими отклонениями, которые всю жизнь провели в центрах социального ухода. Проект должен был сопровождаться постепенной ликвидацией спрятанных на окраине домов для умалишенных и созданием цивилизованных групповых квартир и центров по дневному уходу, разбросанных где-то среди многоэтажек в спальных районах. Ну, это если совсем упростить весь процесс. Людей с отклонениями тщательно отбирали для проекта, оценивали по специальной методике, развивали способности к самостоятельной жизни и долго подготавливали. Естественно, совсем отъявленных психов на свободу не отпускали.